Вальведр

— Нет, — вскричал я, — я не хочу быть неблагодарным! Я вижу, что вы меня не обманули, говоря, что в вас таятся сокровища доброты. Вот эти сокровища я принимаю. Вы владеете тайной моей жизни. Вы сами ее подметили, с моей стороны нет, значит, заслуги в том, что я вам ее доверил, а между тем, я чувствую, что в вашем сердце эта тайна находится в безопасности. Вы хотите давать мне советы относительно применения тех материальных средств, которые могут обеспечить или компрометировать счастье и достоинство любимой мною женщины? Я верю в вашу опытность, вы знаете практическую жизнь лучше меня. Я буду советоваться с вами и, если ваши советы принесут мне пользу, я буду питать к вам вечную признательность. С неприятным чувством, возбуждаемым во мне известными сторонами вашей натуры, во мне будет сильно бороться дружба и, быть может, совсем уничтожит его. Да оно уж и теперь так. Да, я искренне люблю вас. Я ценю в вас некоторые тем более драгоценные качества, что они природны и самобытны. Не просите у меня ничего другого, не старайтесь никогда заставить меня принять услуги корыстно-ценные. Вы только богаты, говорите вы, и каждый предлагает то, что может! Вы клевещете на себя: вы видите теперь, что имеете нравственные заслуги, и именно этим-то вы и завоевали мою признательность и любовь.

Бедный Мозервальд схватил меня в свои объятия и снова расплакался.

— Наконец-то у меня есть друг! — вскричал он. — Настоящий друг, не стоящий мне денег! Честное слово, это первый, и он будет единственным. Я достаточно знаю человечество, чтобы предвидеть это заранее. Ну что же, я буду беречь его как зеницу ока, а вы, как друг мой, можете взять все мое сердце, всю кровь и все внутренности. Невфалим Мозервальд весь ваш на жизнь и на смерть.

После этих излияний, во время которых он ухитрился быть и комичным, и в то же время патетичным, он объявил мне, что нужно хорошенько обсудить главный проект, а именно — будущность г-жи де-Вальведр. Я рассказал ему, как я познакомился, сам того не зная, с ее мужем, и, ничего не доверяя ему относительно бурь моей любви, я дал ему понять, что обыкновенные отношения под защитой лицемерия приличий были невозможны между двумя цельными и страстными характерами. Я хотел обладать душой Алиды в уединении, я был неспособен хитрить с ее мужем и со всеми окружающими ее.

— Это ошибка с вашей стороны, — отвечал Мозервальд. — Подобный пуританизм затруднит решительно все. Но если вы резки и неловки, то самое искусное должно бы исчезнуть. Ну, давайте придумывать средство. Г. де-Вальведр богат, а жена его ничего не имеет. Я справлялся из верных источников и знаю вещи, вероятно, вам неизвестные. Хотя вы объявили мою любовь оскорбительной для нее, тем не менее, на деле ваша любовь будет для нее гораздо вреднее. Знаете ли вы, что на этой прелестной женщине можно жениться, и что мое богатство позволяло мне эту претензию?

— Жениться на ней! Что вы говорите? Значит, она не замужем?..

— Она католичка, Вальведр — протестант, и брак их был заключен по обряду Аугсбурского исповедания, допускающего развод. Хотя и говорят, что г. де-Вальведр большой философ, тем не менее, он не подчинился католическому обряду. И хотя Алида и ее мать были весьма ревностные католички, брак этот был так блестящ для девушки бесприданницы, что они не настаивали на подтверждении вашей церковью и общественными законами, подкрепляющими его нерасторжимость. Утверждают, что впоследствии г-жа де-Вальведр сильно огорчилась подобным союзом, казавшимся ей недостаточно законным, но ничто не могло убедить ее мужа лишиться национального характера, с точки ли зрения гражданской или религиозной. Таким образом, в тот день, когда Вальведр будет недоволен своей женой, ему можно будет отречься от нее, захочет ли она того или нет, и повергнуть ее почти в нищету. Не шутите же с этим положением, Франсис! У вас ничего нет, а вот уже десять лет, как эта женщина живет в довольстве. Нищета убивает любовь!

— Она не узнает нищеты. Я буду работать.