Степняк и сам думал, что имя Мезенцева обладает большой притягательной силой. Он все еще был благодарен Таисии Павловне за ее «подарок» и даже прощал ей некоторые мелкие обиды, помня, как она привела Мезенцева. Впрочем, теперь, когда организационный период миновал, штат был более или менее укомплектован, поводы для разногласий с Таисией Павловной заметно сократились. В ноябре и декабре они, бывало, спорили при каждой встрече. Особенно вознегодовала Таисия Павловна, узнав, что женские и мужские палаты расположены на одних и тех же этажах. «Это совершенно недопустимо!» — объявила она. Степняк доказывал, что размещение мужчин и женщин на разных этажах вызывает путаницу в работе.
— Допустим, — объяснял он, — Львовский сделал сегодня резекцию желудка женщине. Львовский работает в первой хирургии, следовательно на третьем этаже. А к своей больной он должен бегать на второй этаж? И Мезенцев тоже? А Рыбаш, оперировавший кого-то из мужчин, будет со второго этажа подниматься к больному на третий? А как же утренние обходы? А назначения? А кому должны подчиняться палатные сестры?
Таисия Павловна, беспомощно зажав ладонями уши, мотала головой:
— Вы меня совсем оглушили! Я не могу вдаваться в детали, но устраиваются же в других больницах… А пребывание мужчин и женщин на одном этаже безнравственно.
— Да у нас монастырь или больница? Во всем мире…
— Во всем мире, — важно сказала Бондаренко, — существует узаконенная проституция.
— Сравнили!!
Помирил их присутствовавший при споре Фэфэ. Мимоходом он обронил два-три слова о том, что, по его сведениям, в Министерстве здравоохранения теперь не возражают против размещения мужских и женских палат на одном этаже, поскольку практика показывает…
— Делайте как хотите! — устало сказала Бондаренко. — Но помните: отвечать придется вам.
Это она повторяла не раз. И тогда, когда Степняк вместо полагавшегося ему по штатному расписанию секретаря пригласил опытную стенографистку, чтоб она обучала стенографии молоденьких сестер, Таисия Павловна тоже напомнила: «Отвечать будете вы!»
— Все модничаете, Илья Васильевич? — спрашивала она, узнав о каком-нибудь очередном новшестве Степняка. — Глядите, как бы не пришлось пожалеть.
Но теперь, когда больница работала уже четвертый месяц и никаких особых происшествий не случилось, Таисия Павловна, как и в первый день знакомства, кокетливо и мило улыбалась Степняку. Он и сам научился обходить острые углы и две недели назад был неожиданно удостоен приглашения к Таисии Павловне на именины.
— И непременно с женой! — многозначительно, словно намекая на что-то, сказала Бондаренко. — Мы с вашей Натальей Петровной…
— Надеждой Петровной, — поправил Степняк.
— Да, да, конечно, с Надеждой Петровной… Ужасная память на имена!.. Познакомились в Доме кино, на новогоднем просмотре, и она мне очень-очень понравилась!.. А с каким вкусом одевается…
— Она, между прочим, врач, — несколько невпопад бухнул Степняк.
— Да что вы? — искренне удивилась Таисия Павловна. — Никогда бы не подумала! Такая изящная женщина…
Степняку было и досадно и смешно, но он уже изучил характер Бондаренко.
— А вы сами? — улыбаясь, но мысленно ругая себя и за улыбку и за галантный вопрос, сказал он.
Таисия Павловна самодовольно усмехнулась:
— Вы делаете успехи!
Дома Степняк рассказал Наде о приглашении.
— Конечно, идти туда нечего, — сказал он, — пошлем телеграмму — и все.
— Ты с ума сошел! Обязательно надо пойти!
— Зачем?!
— Затем, что нужно же когда-нибудь вылезать из берлоги.
— Надя, ну что у нас общего с этой дамочкой? — пробовал возражать Степняк.
— Какая же она дамочка? Она заведующая райздравотделом. Коммунистка.
— Хороша коммунистка, которая празднует именины… И никакая она не заведующая, а заместитель. Настоящий заведующий — Гнатович, он вернется из своей заграничной командировки к первому мая. Вот это, говорят, умный мужик.
Надю незнакомый Гнатович не интересовал.
— А насчет именин — надо же понимать: она женщина. Если сказать — день рождения, найдутся невежи вроде тебя, начнут спрашивать, сколько исполнилось. А так — именины и именины. Никаких неприятных вопросов.
Надя, конечно, настояла на своем, и они, вооружившись цветами, отправились в гости. Надя от себя лично присоединила к цветам раздобытую через Маечку парижскую губную помаду и этим окончательно завоевала расположение Таисии Павловны.
В знак этого расположения та увлекла Надю в спальню и показала флакон духов «Суар де Пари».
— Как вы думаете, кто притащил?.. Конечно, профессор Мезенцев! Он на такие штуки великий мастер. А мой старый приятель Окунь — мы с ним один институт кончали, только он… гораздо раньше, вы понимаете?.. Так вот, Окунь раздобыл для меня эту прелесть.
Она, как продавщица в магазине, взмахнула рукой и раскинула перед ошеломленной Надей нейлоновую заграничную косынку очень яркой расцветки, изображавшую географическую карту Европы.
— Да, мой Илья Васильевич совершенно не понимает толку в этих вещах, — с сожалением сказала Надя.