Вам помогут святые покровители брака и семьи Петр и Феврония

Брак дает исцеление

Болезнь сразила Петра, и с каждым днем становилось ему все хуже и хуже. «И пытался он у многих врачей во владениях своих найти исцеление, но ни один не вылечил его. Прослышал Петр, что в Рязанской земле много врачей, и велел везти себя туда – из-за тяжкой болезни сам он сидеть на коне не мог. И когда привезли его в Рязанскую землю, то послал он всех приближенных своих искать врачей».

Разные ученые, исследовавшие текст жития, замечали, что всюду в тексте употребляется слово «исцеление» – не лечение, не врачевание. И это тоже неслучайно. Ведь слово исцеление не значит просто телесное выздоровление; «быть исцеленным, – пишет Антоний Сурожский, – это значит быть как бы вновь сотворенным, снова стать цельным, без изъяна, в полной гармонии между Богом и собой, гармонии между совестью, внутренней правдой – и жизнью». Каждый из нас в болезни мечтает об исцелении, но хотим ли мы, спрашивает митрополит Антоний, цельности всей нашей природы и ума, исцеленного от всякого помрачения, и сердца, очищенного от всякой нечистоты, и воли, направленной только на гармонию с волей Божией, и плоти, свободной от всех нечистых влечений, – хотим ли мы этого? Хотим ли так быть исцеленными, чтобы ничего в нас не осталось, что не было бы Божиим, и что не было бы достойно нашего человеческого величия и чести, достоинства? Честный ответ на эти вопросы – это одновременно и ответ на то, почему Бог порой исцеления не посылает. Как не послал Он исцеления и Петру, когда тот пытался лечиться у многих врачей.

«Мы должны, – советует митрополит Антоний, – ставить самим себе внимательные вопросы, и когда мы приходим к Богу, прося нас исцелить, мы должны раньше приготовить себя к исцелению. Потому что быть исцеленным не означает только стать целым, чтобы вернуться к такой жизни, какой мы жили прежде; это значит стать целым для того, чтобы начать новую жизнь, как если бы мы осознали, что мы умерли в исцеляющем действии Божием; что все, что было в нас ветхим человеком, тем телом тления, о котором говорит Павел апостол, – этот ветхий человек должен уйти, чтобы новый человек жил. Мы должны быть готовы стать этим новым человеком через смерть прошлого для того, чтобы начать жить заново: как Лазарь, который был вызван из гроба не просто обратно в прежнюю его жизнь, но чтобы, пережив что-то, что не поддается описанию никакими человеческими словами, войти в жизнь вновь, на новых основаниях. Способны ли мы принять исцеление? Готовы ли мы, согласны ли мы принять на себя ответственность новой цельности для того, чтобы войти снова, и снова в мир, в котором мы живем, с вестью о новизне, быть светом, быть солью, быть радостью, быть надеждой, быть любовью, быть отданностью и Богу и людям?»

Но обратимся к житию, тем более что именно сейчас, почти в середине повествования, пред нами предстает Феврония. Один из княжеских отроков, рассказывает Ермолай-Еразм, забрел в село, называемое Ласково. Пришел он к воротам одного дома и никого не увидел. И зашел в дом, но никто не вышел ему навстречу. Тогда вошел он в горницу и увидел удивительное зрелище: за ткацким станом сидела в одиночестве девушка и ткала холст, а перед нею скакал заяц. И сказала девушка: «Плохо, когда дом без ушей, а горница без очей!» Юноша же, не поняв этих слов, спросил девушку: «Где хозяин этого дома?» На это она ответила: «Отец и мать мои пошли взаймы плакать, брат же мой пошел сквозь ноги смерти в глаза глядеть». Юноша же не понимал слов девушки, дивился, видя и слыша подобные чудеса, и спросил у девушки: «Вошел я к тебе и увидел, что ты ткешь, а перед тобой заяц скачет, и услыхал я из уст твоих какие-то странные речи и не могу уразуметь, что ты говоришь. Сперва ты сказала: плохо, когда дом без ушей, а горница без очей. Про отца же и мать сказала, что они пошли взаймы плакать, про брата же сказала – “сквозь ноги смерти в глаза смотрит”. И ни единого слова твоего я не понял!»

Она же сказала ему: «И этого-то понять не можешь! Пришел ты в дом этот, и в горницу мою вошел, и застал меня в неприбранном виде. Если бы был в нашем доме пес, то учуял бы, что ты к дому подходишь, и стал бы лаять на тебя: это – уши дома. А если бы был в горнице моей ребенок, то, увидя, что идешь в горницу, сказал бы мне об этом: это – очи дома. А то, что я сказала тебе про отца и мать и про брата, что отец мой и мать пошли взаймы плакать – это пошли они на похороны и там оплакивают покойника. А когда за ними смерть придет, то другие их будут оплакивать: это – плач взаймы. Про брата же тебе так сказала потому, что отец мой и брат – древолазы, в лесу по деревьям мед собирают. И сегодня брат мой пошел бортничать, и когда он полезет вверх на дерево, то будет смотреть сквозь ноги на землю, чтобы не сорваться с высоты. Если кто сорвется, тот ведь с жизнью расстанется. Поэтому я и сказала, что он пошел сквозь ноги смерти в глаза глядеть».