Вам возвращаю ваш портрет

Царь подобрался с достоинством, напыжился как сыч, еще больше выправил шею и совершенно неожиданно для присутствующих выдал:

– Позвольте, но ведь я же божий помазанник, император с небесным благословением, неужели для вас даже этого мало? В цивилизованном обществе должны же присутствовать хоть какие-то священные нормы, неприступные для хамского попрания рубежи. К тому же Россия не приспособлена, не в состоянии существовать без верховного единоначалия, равно как и без православного исповедания. Еще учтите, что те правители, которые после нас в кремлевские коридоры власти зайдут, окажутся не в пример паршивей. Их не то чтобы в святые, пожалуй, не всякие черти в свою компанию с радостью примут.

В это время бродяга Кашкет, качаясь на пьяных ногах, подошел с балалайкой к столу и заиграл в полную мощь инструмента "Боже, царя храни!". Николай, законное дело, торжественно встал, троекратно перекрестился и уронил, не без гордости, императорскую слезу. Величальное стояние, наверное, продолжалось бы еще долго, если бы денщик не извернулся в ловком музыкальном коленце и не подсунул на закуску "и в ямку закопал и надпись написал". Венценосный гость просто рухнул на скамью, как подкошенный, и обидно заморгал голубыми глазами.

– Хватит Вам лошадей смешить, сами то верите тому, что несете, – не пощадил, морально уже поверженного императора, не на шутку отвязавшийся Петька Чаплыгин. – Настоящим божьим помазанником был тезка мой Петр Алексеевич, за таким императором можно было хоть в бой, хоть на праздничный смотр без оглядки идти. Однако Ваше потешное царствование, иначе как императорским недоразумением не назовешь. Вот Аннушку нашу посадили б на трон, она не хуже Екатерины Великой с германцами без всяких соплей разобралась бы, и порядок в собственной стране навела. Пусть Вас не смущает, что невеста моя пулеметчица, у нее в душе Александр Македонский сидит.

– Не могу согласиться с Вами, Петр Парамонович, – из последних сил возразил полу поверженный царь Николай, – российской императрицей посадить на трон просто так никого невозможно, для этого необходимо родиться на свет под небесным благословением. Я уже не говорю о том, что государева служба много знаний и мудрости требует, этому долго и упорно обучаться приходится. Хорошую уху сварить без стряпчей науки едва ли получится, а страной управлять много сложнее, гораздо ответственней.

– Прям уж, так-таки народиться надо, – не смогла промолчать, задетая за живое пылкая Анка. – Попадались нам с Люськой в трофейных обозах бальные платья, мы даже одевали их перед зеркалом. Можете не сомневаться, уважаемый Николай Александрович, не хуже ваших дворцовых барышень выглядели. Вот комдив наш, никаких академий никогда не заканчивал, а толстозадые генералишки, да очкастые офицерики только пятки успевают намыливать. Наши красноармейцы все их умные книжицы на самокрутки пустили и для всяких удобств приспособили.

Петька, рассудив сам с собой, что царю требуется некоторая передышка, для восстановления поникшего духа, решил переключить общее внимание к Александру Ульянову и потому, не без лукавства, поинтересовался:

– А расскажи нам студент, чисто по дружбе, дело ведь прошлое, сильно обрадовался, когда узнал, что большевики царскую семью порешили? Небось, целую неделю от восторга не просыхал, всю зарплату в трактире спустил. Я бы на твоем месте поступил точно так же.

– Что Вы такое выдумываете, товарищ Чаплыгин, – запротестовал порядком заскучавший брательник вождя, – чему можно радоваться? Ведь там, в Ипатьевском подвальчике, злодеяние великое было совершено. Говорю об этом со знанием дела, с полной ответственностью. Подбор бриллиантов у дамочек был красоты несказанной, под стать российской короне. Все это чертыхнулось неизвестно куда, как ветром развеяло. За такие сокровища при хозяйском подходе можно было в Америке бомбочки изумительные заказать. Карету шестериком вместе с кобылами без труда на шпиль Петропавловской крепости занести. Я так мыслю, что из-за бриллиантов все семейство и шлепнули. Что поделаешь, жадность не одного фраера по жизни сгубила.

– А я ведь молюсь за него, негодяя, – возмутился растерявшийся Царь Николай, – ходатайствую о прощении божьем.

– Вы бы за себя не ленились молиться, Николай Александрович, – легко парировал студент, – не забывайте, что воля Господня, как и гнев, как и милость его – нам неведомы.

Луна незаметно потерялась в размерах, и свечение ее сделалось не таким тревожным, не таким магнетическим. Уже краем своим она коснулась верхушек деревьев, готовая до срока провалиться в черноту леса. Гости заметно заволновались, начали в нетерпении прощаться. Император всея малая, белая и так далее Руси обратился персонально к Чапаеву:

– Благодарю Вас за радушный прием. Раки за столом и впрямь были необыкновенно хороши. Оставляем Вас с надеждой, что все лучшее еще впереди.