Вам вреден кокаин, мистер Холмс

То, что затем последовало, не позволяет мне со всей определенностью решить, только ли скрипка вернула моему сотоварищу его собственное «я». Если бы не звякнул дверной колокольчик, сумасшедшее приключение, в которое мы вскоре ринулись сломя голову, никогда бы не началось. Но несмотря на все, что произошло впоследствии, я рад, что именно в ту самую минуту прибыл посыльный с запиской доктору Фрейду. Иначе у Холмса мог бы случиться рецидив, и даже скрипка вряд ли помогла бы.

Гонец из Аллгемайнес Кранкенхаус, больницы и одновременно научного медицинского заведения, к которому Фрейд когда-то имел отношение, принес записку от кого-то из служащих. В ней доктора Фрейда просили оказать любезность — приехать осмотреть пациентку, доставленную прошлой ночью. Фрейд прочитал записку вслух, и что-то в ней показалось ему очень знакомым.

«Я был бы чрезвычайно признателен, — говорилось в послании, — если бы Вы смогли выкроить время, чтобы помочь советом в одном весьма необычном случае. Пациентка не может или не хочет говорить, но, хотя она очень слаба, во всем остальном ее здоровье в полном порядке. Не смогли бы Вы на минуту забежать к нам, чтобы взглянуть на нее? Ваши методы слегка расходятся с общепринятыми, но я их всегда уважал». Внизу стояла подпись: «Шульц».

— Вот видите, я самый настоящий отверженный, — усмехнулся Фрейд, складывая записку. — Джентльмены, вы не хотите отправиться вместе со мной посмотреть на эту неразговорчивую особу?

— С огромным интересом, — живо ответил Холмс, сворачивая салфетку. Пока мы собирались, я в шутку заметил, что никогда бы не подумал, что пациенты доктора могут хоть как-то занимать Холмса. Во всяком случае, раньше он не выказывал подобного любопытства.

— Нет, что вы, меня вовсе не интересует больная, — рассмеялся Холмс, — однако не кажется ли вам, что доктор Шульц пишет тем же слогом, что и наш старый приятель Лестрейд[24]?

— Я решил ехать, чтобы выказать доктору Фрейду свою признательность.

До больницы было недалеко, и, когда мы прибыли, нам сказали, что доктор Шульц осматривает пациентку в отделении психиатрии. Мы нашли его во внешнем дворике, куда попали через специальные ворота. Здесь больным разрешалось находиться, правда, под наблюдением. Одни сидели, другие прогуливались на солнышке. В их распоряжении были игры, и с полдюжины больных играли в крокет, однако это было полным сумасшествием: они так вопили и шумели, что требовалось постоянное вмешательство служителей.

Доктор Шульц оказался пятидесятилетним крепышом, очень важным, с тонкими усиками и огромными бакенбардами.

Он приветствовал доктора Фрейда с дежурной вежливостью, а Холмса и меня — довольно небрежно. Поскольку больница была не только лечебным, но и учебным заведением, Шульц не стал возражать, когда Фрейд спросил, можем ли мы сопровождать его. Думаю, Шульц с первого взгляда определил во мне врача и решил, что у нас есть свои основания интересоваться больной.

— Дело в том, что случай этот не совсем по моей части, — объяснял он, пока мы быстрым шагом пересекали лужайку, — но с больной надо что-то делать, вот вы сами увидите. Ее заметили, когда она пыталась броситься в канал с моста Аургартен. Прохожие старались ее остановить, но ей удалось вырваться и кинуться в воду. Она страдает от недоедания, — добавил он, — однако, когда полицейские привели ее к нам, она едва притронулась к еде. Вопрос, что с ней делать дальше. Если вы сможете узнать, кто она или хоть что-нибудь по этому поводу, я буду вечным вашим должником.

Не очень-то было похоже на то, что он готов навеки стать должником Фрейда. И тот лишь улыбнулся понятной мне улыбкой, пропустив это замечание мимо ушей.

Я, как и Холмс, был поражен тем, как похожи были своим тоном записки образцового врача Шульца и образцового сыщика из Скотленд-Ярда, адресованные своим непризнанным и отвергнутым коллегам. Что бы ни разделяло теории Фрейда и Холмса, у них было и нечто общее уже хотя бы потому, что они вызывали снисходительное недоверие со стороны чиновников и носителей официально принятых идей.

— Вот она, всецело в вашем распоряжении. Меня ждут в операционной. Оставьте мне записку в кабинете, если это вас не затруднит. Завтра я осмотрю ее еще раз.

Он удалился на операцию, оставив нас наедине с молодой женщиной, сидевшей в плетеном кресле. Взгляд ее был устремлен на лужайку, голубые глаза смотрели не мигая и даже не щурясь от яркого солнца. Сказывалось недоедание — кожа отливала голубизной, особенно под глазами. Лицо было пленительным несмотря на изможденный вид. Не вызывало сомнений, что женщина совсем истощена, вместе с тем неподвижность позы свидетельствовала о том, что она находится в состоянии крайнего напряжения.