Вампир-дождь

Мона устроилась поудобнее, расправила короткий подол темно-розового платья. Оно было открытым и скорее напоминало сарафан на узких бретельках. Правда, на плечи Мона накинула прозрачный черный шарф, и сочетание черного с розовым отчего-то смущало Марина. Он искоса поглядывал на ее тонкий изящный профиль, на маленькие бледно-розовые губы и длинные темные ресницы, которые резко контрастировали с белыми как снег волосами.

«Может, она эмо-girl? — пришла вдруг мысль. — Тогда это многое объясняет!»

Среди его бывших одноклассников было несколько эмо-кидов. Те одевались именно в черно-розовую одежду, к тому же смотрели на мир, как казалось Марину, слишком уныло и во всем искали печаль. Но особо он с ними никогда не общался, поэтому точно не представлял, в чем смысл данной субкультуры. Его знания об эмо были поверхностны и стандартизированны. Но Мона вызывала у него какое-то щемящее чувство жалости и желания защитить ее неведомо от кого. И Марин удивлялся собственным эмоциям. Обычно он с девушками легко находил общий язык, нравился им с первого взгляда, очаровывал незаметно и для них, и, главное, для себя. (Солнечный самец — так назвала его одна из бывших подружек, на что он совершенно не обиделся и даже считал, что в подобном определении есть доля истины.) И вот впервые в жизни Марин испытывал неловкость и смущение. Он буквально не находил нужных слов и никак не мог попасть на одну волну для общения с Моной. Она оставалась для него закрытой книгой. И это притягивало. Решив, что она и правда эмо-gerl, он почувствовал облегчение: ну как же, нашел отгадку ее странного поведения. И начал мучительно вспоминать хоть что-то об этой субкультуре. Но, увы, выяснилось: он однозначно ничего не знал про эмо. Тогда Марин решил спросить напрямую.

— Мона, ты, я вижу, одета в черно-розовую гамму, — нарочито беззаботным тоном начал он. — Наверняка…

— Я не эмо, — не дала она ему договорить. — Просто мне нравится это платье.

— Ты будто прочитала мои мысли! — засмеялся он, но ощутил легкий неприятный холодок в груди. Да и кому бы понравилось даже предположение, что кто-то сканирует его мозг в момент общения.

— Не волнуйся! — ответила Мона и улыбнулась. — Твои мысли я не читаю.

— А чьи? — попробовал он пошутить.

— Тех, кто мне неприятен, — серьезно ответила она. — Или несет определенную угрозу.

«Бог мой! — испугался Марин. — А вдруг не шутит? Я читал, что есть люди, обладающие подобными способностями. Кажется, их называют телепатами».

— Ну, я-то точно не несу тебе никакой угрозы, — сказал он. — И я тебе приятен?

Марин машинально расплылся в одной из своих фирменных улыбок и глянул на Мону. Та смотрела на него широко раскрытыми глазами, оставаясь серьезной. И ее бледное изящное личико вдруг вызвало у него жалость, показалось, что оно хранит в себе какую-то давнюю печаль. Черные глаза, затененные длинными ресницами, были бы, несомненно, очень красивы, если бы не отпечаток все той же странной печали.

— Да, ты мне приятен, — подтвердила Мона. — И меня к тебе тянет.

— Однако необычайно открыто, для столь юной девушки, говоришь о своих ощущениях, — заметил он, не зная, как реагировать на ее слова. — Так где тебя все-таки высадить? Ты ведь не сообщила пункт назначения.

— Тыргу-Муреш, я же сказала, — ответила Мона.

— А, совсем неподалеку от моего курорта, — обрадовался Марин. — Ты там живешь?

— Нет.

Мона замолчала и отвернулась к окну. Марин вновь зашел в тупик. Он еще никогда не встречал такой странной девушки. И в то же время никогда не испытывал такого острого любопытства, смешанного с чувством жалости.

Некоторое время они ехали молча. Солнце вышло из-за гор, но с севера быстро бежали облака и скоро закрыли все небо, словно высокие белые корабли с белыми парусами. Мона смотрела в небо, откинувшись на сиденье. Ее лицо по-прежнему выглядело грустным. Марин решил включить приемник, чтобы нарушить начинавшую его угнетать тишину. Нашел радиоволну «Для тех, кто в пути» и даже начал подпевать одной популярной британской группе. Но Мона не реагировала.

Когда песня закончилась, стали передавать новости, и диктор начал с того, что в ущелье Борго появился «настоящий вампир», есть жертва — двадцатидвухлетний житель Бухареста был укушен в шею и умер от потери крови. Его спутница, двадцатилетняя туристка из Польши, в шоковом состоянии отправлена в больницу, поэтому подробностей происшествия сообщить не может.

Марин замер, слушая новости. Мона не шевелилась. Когда снова зазвучала музыка, он сделал звук тише и заметил, что полиция должна во всем разобраться. Наверняка какой-нибудь псих напал на несчастную парочку.

— Ты не веришь в вампиров? — уточнила Мона, поворачиваясь к нему.

— Конечно, нет! — рассмеялся он. — Что я, ненормальный?

Она тут же снова отвернулась к окну. Марин не понимал, что происходит. Ему постоянно казалось, что он чем-то ее обидел, а это вызывало внутренний протест и одновременно немотивированное чувство вины.