Вампир Лестат

И дело не в том, что они что-то заподозрили. Нет. Они поверили глупейшим объяснениям, придуманным Роже, который сказал им, что я лишь недавно вернулся из наших колоний в жарких тропиках и доброе парижское вино ударило мне в голову. К тому же они получили значительную сумму денег на ремонт театра.

Одному Богу известно, что они думали на самом деле. Но так или иначе, уже со следующего вечера они вновь давали представления, а люди, толпами заполнявшие бульвары, придумали дюжину трогательных и вполне правдоподобных историй, объясняющих причину случившегося кошмара.

Только Ники не принимал в этом никакого участия. Он стал много пить и отказывался не только вернуться в театр, но и продолжать учиться музыке. Когда Роже пришел его навестить, он набросился на него с оскорблениями. Он проводил время в самых грязных тавернах, а по ночам бродил по самым темным и опасным улицам.

«Что ж, в этом мы с ним очень похожи», – подумал я.

Пока Роже рассказывал мне о последних событиях, я ходил из угла в угол, стараясь держаться подальше от стоящего на столе канделябра со свечами, чтобы адвокат не заметил ясно читающихся на моем лице мыслей и чувств.

– Для этого молодого человека деньги ровным счетом ничего не значат, – говорил Роже. – Он напомнил мне, что в молодости у него было полно денег. И он говорит такие вещи, которые меня очень тревожат, монсеньор.

В ночном колпаке и фланелевой рубашке Роже напоминал мне персонаж из детской песенки. Он был босиком, потому что я снова поднял его с кровати посреди ночи и даже не дал времени надеть тапочки и причесаться.

– Что именно он сказал?

– Монсеньор, он все время твердит о колдовстве и черной магии. Говорит, что вы наделены сверхъестественными силами. Вспоминает Ла Вуазин, колдунью, поставлявшую разные мази и яды для королевского двора, и громкое дело по обвинению ее в черной магии во времена правления Короля-Солнце.

– Кто сейчас верит в подобную галиматью? – Я изобразил полнейшее замешательство, в то время как в действительности волосы мои буквально встали дыбом.

– Монсеньор, он говорит еще более странные и неприятные вещи. Якобы ваша милость – это он вас так называет – всегда имели доступ к великим тайнам. И без конца говорит о каком-то месте в ваших родных местах – о какой-то поляне ведьм.

– Моя милость?

– Он утверждает, монсеньор, что вы принадлежите к аристократическому роду. – Роже был очень смущен. – Когда человек в таком гневе, в каком был монсеньор де Ленфен, подобного рода вещи кажутся очень важными. Однако он ни с кем, кроме меня, не делится своими подозрениями. Он говорит, что вы поймете, почему он сердится на вас. Ведь вы не захотели поделиться с ним своими открытиями. Да-да, монсеньор, именно открытиями. Он снова и снова вспоминает о Ла Вуазин, о каких-то явлениях, которым нет разумного объяснения. И еще говорит, что знает теперь, почему вы так плакали на поляне ведьм.

У меня не было сил взглянуть в лицо Роже. Какое милое, но при этом совершенно извращенное представление! Однако он попал в самую точку. Это было одновременно и восхитительно, и в корне неверно. Но все же Ники по-своему был прав.

– Вы так добры, монсеньор…

– Ах, избавьте меня от комплиментов…

– Но монсеньор де Ленфен рассказывает совершенно фантастические вещи – такие, о которых не следовало бы упоминать даже в наше время. Он говорит, например, что отчетливо видел, как в вас попала пуля, и что вы непременно должны были умереть.

– Пуля пролетела мимо, – сказал я. – Роже, хватит об этом. Сделайте так, чтобы они убрались из Парижа. Абсолютно все.

– Заставить их уехать? Но вы вложили в этот маленький театрик столько денег!

– Ну и что? Кто посмеет меня упрекнуть за это? Отправьте их в Лондон, на Друри-лейн. Дайте Рено достаточно денег, чтобы он мог купить собственный театр в Лондоне. Оттуда они могут поехать в Америку, в Сан-Доминго, в Новый Орлеан, в Нью-Йорк… Сделайте это, месье. Меня совершенно не волнует, сколько это будет стоить. Закройте мой театр и уберите их всех из Парижа.

Я не сомневался, что боль моя тогда пройдет. Я перестану представлять себе, как они окружают меня за кулисами, не буду больше мучиться воспоминаниями о Лелио, о провинциальном юноше, который с удовольствием выносил за актерами мусор и помойные ведра.

Роже выглядел смущенным и испуганным. Каково это – служить богатому психу, который платит тебе втрое больше, чем другие, только за то, чтобы ты навсегда позабыл о здравом смысле?

Мне никогда этого не узнать. Никогда больше я не узнаю, что такое быть человеком!

– Что же касается Никола, – продолжал я, – то вам предстоит убедить его отправиться в Италию. Я подскажу, как это сделать.

– Монсеньор, его трудно уговорить даже сменить одежду!

– Это будет значительно легче. Вам известно, что моя мать очень больна. Так пусть он сопровождает ее в Италию. Это прекрасно во всех отношениях. Он сможет учиться музыке в консерватории Неаполя, а именно туда и едет моя матушка.

– Да… он пишет ей… он ее очень любит.