Мы легли спать за полночь: я – вспомнила почти все, чему меня учили, Дот – замучилась прорисовывать все шаги на бумаге и повторять за мной, но, все же разучила квадрат и крест, сломавшись, однако, на очо кортадо*. Обе уснули усталыми, но очень довольными.
Риурс
Слежка за Тьерном-младшим оказалось занятием нудным и хлопотным. Целую неделю было тихо и скучно, я уже было подумал, что зря решил задержаться до церемонии назначения, но за-то вторая неделя, прямо-таки изобиловала событиями! Малыш, узнав, что ему назначили вампиршу, впал в панику и еще раз попытался сбежать. Затем на него было совершено два покушения – дружки-сектанты явно боялись того, что он может поведать об их организации, а так же того, что после обращения в вампира, малыш через какое-то время захочет развернуть с ними полноценную войну. Второе покушение немного прояснило парню мозги и он стал сотрудничать с человеческими безопасниками, рассказав им о секте все, что знал.
Ко мне он относится уже не с такой ненавистью, как раньше. Я сломал его стереотипы о вампирах – кровожадных убийцах, закрыв его собой и поймав те пули, что предназначались ему при втором покушении. Конечно, я мог бы обойтись и без этой, без сомнения зрелищной, демонстрации, но мне было жаль Дилш. Хотелось хоть как-то облегчить ей задачу приручения любимого. Только что-то мне подсказывает: не смотря на все мои усилия, бедняжке еще достанется от этого глупого импульсивного малолетки.
Самое смешное, перед церемонией назначения, малыш перенервничал настолько, что без сомнения упал бы в обморок, если бы я вовремя не заметил его состояние и не вывел на воздух, заставив после этого выпить стакан лимонада. Благодаря общению с Тэнной, я знал, что свежий воздух и сахар в таких случаях - творят чудеса. После того, как я таким образом понянчился с ним, лед треснул еще раз - он меня даже поблагодарил. Такое ощущение, что родственники уделяли парню мало внимания... что ж, теперь у него этого добра будет предостаточно – Дилш окружит его всевозможной заботой.
Я видел, как Тьерн-младший подписывает документы на церемонии, как настороженно смотрит на Дилш. Я оценивающе окинул сестру взглядом - она сегодня была поистине великолепна! Но малыш не может сейчас этого оценить - ему слишком страшно, его мир рушится, меняется, выстраивается по-новому. После поздравлений из зала постепенно выходит родственники с обеих сторон...
Тьерн-старший последним подошел попрощаться с сыном, для меня несложно было услышать, что именно он, обнимая, прошептал ему на ухо: "Прощай, мое разочарование! Ты должен был унаследовать мое дело, но ты меня предал. Не сегодня - уже давно... ведь ты никогда не хотел управлять компанией, не так ли? Хотя, может, для тебя самого так даже лучше. Для нас обоих лучше. Теперь есть тот, кто о тебе позаботится... а я не мог! Слышишь меня?! Не мог! Видит Бог, ты слишком похож на свою мать! Она умерла, унеся с собой в могилу мое сердце, и для меня было настоящей пыткой видеть ее черты на твоем лице каждый проклятый день! Каждый раз, глядя на тебя, я видел ее и вспоминал, что моя женщина мертва, гниет в земле под тем чертовым камнем и никогда больше не будет со мной! Иди сын... Иди и не показывайся мне больше на глаза! Я не хочу видеть, как ее прекрасные черты осквернят красные глаза и клыки... забудь меня. У тебя теперь другая семья... и красивая невеста". Майрон Тьерн выпустил сына из объятий и повернулся к Дилш:
- Береги его! - сестренка только молча кивнула, явно испытывая, как и я, острое желание наорать на старого эгоиста, просветив, что за "чертами любимой женщины" кроется прежде всего брошенный, напуганный, запутавшийся ребенок, которого он, бережно лелея свою печаль о жене, лишил любви и поддержки как раз в тот момент, когда она была нужна ему больше всего.
Стефан, после услышанного совсем поник, а потом, когда отец на прощание подал ему руку, расправил плечи и, встретив его взгляд, произнес:
- Прощай папа. Обещаю тебя больше тебя не беспокоить. Никогда.
Руки отцу он так и не подал. Какое-то время они сверлили друг-друга одинаково ослепительно-голубыми глазами. Майрон-Тьерн первым отвел взгляд, развернулся и молча покинул зал. Не зная, как выразить свое сострадание, я потрепал малыша по плечу - он сбросил мою руку, окинув ледяным взглядом и пошел к выходу из зала, печатая шаг, как на параде. Разозлился. Он же теперь сам за себя - такой самостоятельный и взрослый! Но, нечто мне подсказывает, что сегодня кто-то будет тайком плакать в подушку.