Мрак, царивший везде и всюду, начал расступаться после того, как спиртовой дождик пролился над моей головой в третий раз. А может, и в четвертый, — я не считал, мне было не до этого: к водочному амбре примешивался устойчивый аромат перегара.
Я мотнул головой: в ушах зазвенело; тьма постепенно рассеивалась, приобретая очертания двух зависших надо мною пятен.
– Андрей, ты живой? — встревоженно провыла одна из клякс.
Я то ли тряхнул головой, то ли кивнул: язык был как деревянный, и отвечать неизвестному мне совершенно не улыбалось.
– Да что с-с-с ним будет, — выдохнуло второе пятно, и я точно и определенно понял, что запах перегара мне отнюдь не почудился.
Тьма скукожилась, сжалась до ячменного зернышка, и я осознал, что валяюсь на полу в прихожей, а надо мною склонились двое: Сашка и … Семен. На ногах он стоял на одном добром слове. Стеночка его уже практически не держала.
Дополняла композицию зажатая в руке поллитровка.
Я так понимаю, поливал меня, как какой-нибудь огурец-мутант из Чернобыля, именно Семен.
Жаль, что два года назад он так и не нашел общего языка с Вовочкой. Был бы ему идеальный собутыльник.
Оборотень икнул и, махнув бутылкой — видимо, для устойчивости (ибо земля под его ногами, наверное, не то что качалась, а плыла и улетала), криво усмехнулся:
– Очнулся?
– Угум, — тихо буркнул я, осторожно пытаясь сесть.
От шведки и брюк остро пахло спиртом. И как я теперь докажу Ромочке, что он был глубоко не прав?
Семен смерил меня мрачно-похмельным взглядом и, тихо буркнув: «Жаль», — хлебнул из горла, бодро занюхав спиртное рукавом.
Судя по сдавленному Сашкиному стону, Зветина продолжали терзать смутные сомнения, что родители не оценят его гостеприимства.
Сесть мне все-таки удалось. Комната, правда, как-то странно плыла и покачивалась, но, думаю, если сильно не дергаться, все пройдет. Надеюсь, у меня нет сотрясения мозга?
Впрочем, додумывать, что со мной и как, было некогда: Семен, убедившись, что я не собираюсь прямо здесь и сейчас помирать, еще раз отхлебнул из бутылки, отшвырнул пустую поллитру в сторону, чудом не попав стеклом мне по ноге, и направился куда-то прочь из прихожей. Санек рванулся за ним.
Короче говоря, я остался в гордом одиночестве.
Разумеется, Семен никуда идти не собирался. Уж не знаю, может, Сашка пожадничал, а может, еще что, но выглядел оборотень сейчас на несколько порядков трезвее, чем после общения с Вовочкой.
У меня, конечно, зародилась нездоровая идея — споить несчастного забулдыгу по максимуму и сдать родственникам с рук на руки, но Сашенька завопил, что у него закончилась вся выпивка, а денег на покупку новой нет. Врал, по-моему, безбожно, но не пойду же я обыскивать его квартиру? Тем более что затылок продолжал болеть. Хорошо хоть кружиться все перед глазами перестало.
Пришлось действовать уговорами.
Семен чуть ли не руками и ногами отбивался. Орал, что никуда не пойдет, что ему и здесь хорошо (мне на ум пришла незабвенная цитата: «Нас и здесь неплохо кормят») и что если его куда и повезут, то он будет сражаться до последнего. Убедить его удалось, лишь клятвенно пообещав, что никто его дома бить ногами не будет, а может, даже еще и нальют.
Нет, я просто удивляюсь! У меня бы никакой печени не хватило столько бухать.
Слава богу, примерный маршрут до дома оборотнячей диаспоры я запомнил. Что еще радовало, автомобиль у Санька по-прежнему был, так хоть не пришлось пешком идти. Правда, мы чуть-чуть поблуждали: один поворот я все-таки перепутал. А что вы хотите? Я с ужасом вспоминаю, как нас эти волкодлаки по городу водили …
Звонить в ворота пришлось мне: Сашка, выйдя из машины, поддерживал нетвердо стоящего на ногах Семена. Впрочем, я этому только радовался, поскольку ждали мы, когда на нас обратят внимание, довольно долго — минут пятнадцать как минимум.
Наконец за забором послышались чьи-то шаги, голоса, ворота распахнулись и наружу выглянула любопытная детская мордашка. Давайте вспомню. Егор? Ефим?.. Блин, вот что значит склероз.
— Ой, Семен?! Это ты?! А тебя тут по всему городу ищут! Старейшины уже думали тебя поку … — Разглядев наконец что выпивоха заявился домой не один, мальчишка оборвал речь на полуслове и удивленно поинтересовался: — А вы что здесь делаете?
— Да вот, привели. — Я мотнул головой в сторону покачивающегося, как березка на ветру, Семена. — Ваше? Забирайте.
Егор (Ефим?) радостно закивал:
– Ага, ага, сейчас! Проходи! — Это он волкодлаку. — А вы подождите, никуда не уходите. — Это уже нам.
Нетрезвое создание осторожно, как в замедленной съемке, высвободило руку из цепкой хватки Зветина и направилось к гостеприимно распахнутым воротам. Просочилось мимо мальчишки, чудом об него не споткнувшись, и, покачиваясь, как в сильный шторм, потопало в дом.
Слава богу, избавились. По крайней мере, не будут теперь на нас с Вовкой кидаться: «Куда нашего Сенечку дели, куда нашего Сенечку дели?» Тьфу на них.
Мальчишка же (о, вспомнил, точно Ефим!) оглянулся и крикнул куда-то себе за спину:
– Леш, выходи, все нормально. Они одни.
Не понял … Что это за вариации на тему коммандос?