Мы вышли из зала, полного привидений, и, обернувшись, я с облегчением отметила, что призраки вьются у выхода, не смея переступить порога. Похоже, это какое-то заколдованное место, что-то вроде темницы для привидений.
— Ни слова о том, что ты видишь, — шепнул мне на ухо Вацлав. — И на будущее старайся себя не выдать.
Я поражена. Он мне верит? Но тогда к чему такая загадочность?
— Потом все объясню, — так же на ухо, чтобы не услышал Франтишек, пообещал Вацлав.
— Спускались по старой лестнице? — спросил тем временем Франтишек. — Она в аварийном состоянии, того и гляди совсем обрушится.
Мы с Вацлавом благоразумно умолчали о том, что обрушение уже свершилось.
— Ею не пользовались уже лет двадцать, с тех пор как провели скоростной лифт. Три минуты — и вы в Подземном Граде, — с самодовольством в голосе сообщил Франтишек.
— В Подземном Граде? — с удивлением переспросила я.
— Это наш замок, — с гордостью объявил Франтишек, останавливаясь перед неприметной дверью и вставляя факел в стенную выемку. После чего он снял с пояса тяжелую связку ключей и загремел железом. — Добро пожаловать! — Он толкнул дверь, и в проеме заструился мягкий свет, слепящий после кромешной тьмы.
Войдя вслед за вампиром, я замерла в изумлении.
Из темных заброшенных подземелий мы попали в роскошно отделанную галерею, напоминающую декорации королевских дворцов из исторических фильмов. Сводчатый потолок, обитые дорогой тканью красно-бордовые стены с орнаментом в виде королевских лилий, золоченые подсвечники, старинные портреты, мягкие ковры. Здесь могла бы гулять Анжелика, здесь могла бы назначать свидания королева Марго, сюда на аудиенцию к королеве могли бы приходить мушкетеры. На миг мне даже показалось, что мы прошли через временной портал и очутились в другой эпохе. Однако, когда ослепление прошло, я увидела, что факелы — всего лишь имитация, электрические светильники, да и краски на портретах слишком свежи, чтобы претендовать на старину, а потом заметила и выбившийся из-под ковра фирменный ярлычок, наверняка с указанием изготовителя. И я почувствовала себя словно в музее или на киностудии, где кропотливо воссоздали атмосферу других времен современными средствами. Любопытно, что даже двери в тайное убежище вампиров открываются обычными ключами. Тогда как его обитатели вполне могли бы позволить себе электронные ключи или кодовые замки. Но нет, здесь все должно дышать стариною.
— Здесь очень… роскошно, — выдавила я, поймав на себе испытующий взгляд Франтишека, и по его удовлетворенно сверкнувшим глазам поняла, что именно такой реакции он и ожидал.
На Вацлава, однако, эта роскошь не произвела никакого впечатления. Как будто он бывал здесь уже сотни раз и все ему тут осточертело.
— Идемте.
Франтишек поманил нас за собой, и мы двинулись мимо череды портретов. Я с опаской поглядывала на нарисованных вампиров, вспоминая фильмы, в которых привидения следили за людьми сквозь свои портреты. Однако благородные господа не спешили подмигивать мне и улюлюкать в духе расшалившегося Карлсона, так что я успокоилась и с искренним интересом разглядывала лица, гадая, чем же таким отличились эти люди (а скорее — нелюди), что их портреты хранятся в Пражском Клубе вампиров. Довольно свежие работы сменились потемневшими от времени полотнами, а даты в их нижнем углу стремительно уводили в прошлое: 1950 год, 1930 год, 1900 год, 1880-й… Среди картин встречались недавно отреставрированные, щеголявшие яркими красками, и совсем потускневшие, выцветшие. Словно одних персонажей своей истории вампиры стремились сохранить вечно живыми, а других хотели стереть из памяти. Большинство изображенных на портретах были мужчинами — благородными, волевыми, с решительным взглядом и гордо поднятой головой. Женщин было всего две. Одну отличить от мужчины можно было только по женскому платью. В остальном же хмурая широкоскулая дама с тонкими серыми губами была совершенно лишена женской привлекательности и похожа на тюремщицу в женской колонии. Вторая была ее полной противоположностью — стройная блондинка, райская птичка в вычурной шляпке с кокетливым взглядом и призывной улыбкой. Этакая Мария-Антуанетта в исполнении Кирстен Данст.
— Это самые выдающиеся вампиры нашей истории, — пояснил Франтишек, заметив, что я задержалась у портрета красивой дамы. — Это, например, Маргарита де Фонтен. Это она обратила Жана Лакруа.
Я с еще большим интересом взглянула в нарисованные голубые глаза блондинки. Никогда бы не подумала, что у Жана была такая очаровательная наставница.
— Жанна, — внезапно заторопил меня Вацлав, — идем скорее. Мы все-таки здесь по делу.
Я прибавила шагу, подчиняясь его словам и почти не глядя по сторонам. Но у самого выхода из галереи мое внимание привлек крайний портрет в богато украшенной раме — в отличие от остальных, серебряной, а не золотой. На нем был изображен темноволосый мужчина в сером камзоле с чашей в руках. На вид ему было лет тридцать пять, но глаза выдавали возраст — лет триста, не меньше. Овал лица, волевой подбородок и прямолинейный взгляд показались мне смутно знакомыми.