Вампир

— Потому что смерть — это ключ, — ответил Цепеш. — Влад, цыган, сказал правду, что знает о твоем народе все, что можно знать, Деляну. Это смерть делает человека таким, как вы. Смерть и боль. Лишь тот, кто познает абсолютную боль и прикоснется к смерти, может обрести бессмертие.

Андрей был вне себя от услышанного:

— Это же…

— Правда! — перебил его Цепеш. — И ты знаешь это! Таким путем ты становишься тем, кто ты есть, и парень тоже. Ты был болен и почти умер, и Фредерик сильно обгорел и умирал. Вы оба были настолько близки к смерти, насколько возможно. Это тайна! Поэтому я изучаю боль! Когда человек ближе всего к смерти, чем в момент высшего страдания, когда хочет умереть, чтобы наконец-то освободиться, и в то же время цепляется за жизнь, несмотря на мучения, страх и отчаяние? Когда жизнь и смерть связаны теснее, чем в такой момент?

Андрей был потрясен. Как бы ни были безумны слова Цепеша, одновременно они содержали и страшную правду.

— Сколько же человек ты по этой причине замучил до смерти, безумец? — спросил Андрей.

— Какое это имеет значение? — отозвался Цепеш. — Сколько человек убил ты, Деляну?

— Это другое, — сказал Андрей, но Цепеш только рассмеялся. «И зачем я ввязался в дискуссию с безумцем?» — подумал Деляну.

— Да? — удивился Цепеш. — Ты так считаешь? Конечно, совсем другое делать это самому и находить отговорки и причины. Ты не лучше меня, Деляну. Мы оба убивали людей, и не важно, зачем мы это делали. Они мертвы, и этим все сказано.

— В таком случае у меня есть предложение, — сердито сказал Андрей. — Давай вместе пойдем в твою пыточную камеру и проверим, прав ли ты.

— Думаешь, я испугаюсь боли? — засмеялся Цепеш. — Глупец! Как бы я мог стать мастером пыток, не зная и не любя их? — Он извлек узкий обоюдоострый кинжал, закатал левый рукав своей белой рубахи и стал вырезать полосу кожи шириной в два пальца от плеча до локтя. Уголки его рта вздрагивали от боли, но он не издал ни звука.

— Сумасшедший, — прошептал Андрей.

— Возможно, — отозвался Цепеш. Светло-красная кровь бежала по его руке и с локтя капала на пол. Он смеялся. Медленно вложив кинжал в ножны, он подошел ближе. — Но что такое безумие? Чего стоит человеческая жизнь, Деляну? Твоя жизнь ценнее моей, а моя менее ценна, чем жизнь твоего друга? Имеешь ли ты большее право на жизнь, чем человек, от которого я тебя спас?

У Андрея задрожали руки. Он едва сдерживался, чтобы не наброситься на Цепеша и не стиснуть руками его горло. Более того, внезапно в нем проснулась темная, страшная жажда. Он захотел… схватить его, повалить и впиться зубами в его горло. Растерзать его кожу и плоть и пить сладкую кровь, высасывая из него его проклятую жизнь, чтобы…

Ему стоило невероятных усилий остаться неподвижным. Дракула стоял теперь прямо перед ним. Запах его крови, сладкой, темной и в то же время невероятно привлекательной, казалось, был повсюду и доводил его до безумия. Деляну поднял руки, не в силах подавить желание. Лицо Цепеша куда-то уплыло. Под языком у Андрея собиралась слюна и стекала тонкими липкими струйками с губ на подбородок. Он услышал глубокий глухой звук, напоминающий угрожающее рычание волка, и с ужасом понял, что этот звук вырывался из его собственного горла. Глаза Цепеша вспыхнули, Андрей схватил его, грубо повалил на себя, его зубы приближались к его горлу…

И тут он оттолкнул Цепеша от себя с такой силой, что тот пролетел через все помещение и тяжело рухнул возле стены рядом с дверью, громко вскрикнув при этом от боли.

Андрей отскочил назад и упал на колени, не в силах совладать с охватившей его дрожью. Жажда не покидала его, она стала еще сильнее, чем раньше, — неистовствующий изверг, сведший его потуги к жалкому нулю и оставивший место лишь для одного желания — точнее, приказа! — наброситься на Цепеша и растерзать его. Эта жажда вызывала в нем ужас, пугала и заставляла кричать от отвращения. Он видел все окружающее будто сквозь кровавый туман. Где-то далеко распахнулась дверь, и ворвались люди, привлеченные криками его самого и Цепеша. Дракула кричал что-то, чего Деляну не понимал, люди остановились, потом красный туман опустился и на эти картины, и Андрей пробирался сквозь клокочущую бесконечность, которая состояла, казалось, сплошь из его страданий и неудовлетворенной жажды.

Наконец верх взяли изнеможение и слабость. Он упал, и бушевавший в нем огонь погас, поглотив себя сам. Попытка повернуть голову и открыть глаза превзошла тот ничтожный остаток сил, который еще был в нем.

Цепеш лежал рядом. Рана на его руке продолжала кровоточить; значит, прошло не много времени. Они снова были одни. Андрей видел краем глаза, что дверь открыта, но охранники ушли.

— Почему ты сопротивляешься? — спросил Цепеш. — Почему отказываешься признаться, кто ты?

— Дурак, — пробормотал Андрей. — Ты хочешь… умереть? Уходи… пока ты еще в силах.

— Тебе нечего бояться, — сказал Цепеш. — С парнем ничего не случится, и с тобой тоже. Я приказал своим людям отпустить вас, если я умру.