— Есть вещи, о которых лучше не думать. Тебе нужно научное объяснение? Что ж, отвечу: в настоящее время наука не может этого объяснить. Мы выдвигаем гипотезы: сегодня одна, завтра другая, послезавтра третья. Странный вы народ, лирики! Смеетесь над наукой, но недооцениваете эксперименты, исследования и гипотезы, позволяющие ей двигаться вперед. При этом, когда затронуты ваши интересы, желаете получить четкий, ясный и категорический ответ. Порой ученые принимают условия этой игры — из собственных убеждений или из тщеславия. Но я к ним не отношусь. Тебе нужна голая правда? Наука — величайшее доказательство нашего невежества. Чтобы тебя успокоить, я могу рассуждать о галлюцинациях, размышлениях, восприимчивости. Слова, слова, слова! Чем больше я занимаюсь исследованиями, тем меньше надеюсь на бесспорные истины. Как нарочно: стоит ученому сделать открытие — тут же всплывают новые факты, немедленно опровергающие его выводы. Не надо принимать все близко к сердцу. Плыви по течению, как все. Это пройдет. Зачем тебе знать, как и почему что-то происходит? Ты боишься своих видений?
— Но дай же мне сказать…
— Хорошо, говори, если это тебя мучает. Но предупреждаю: тебе может стать не лучше, а хуже. Единственный способ избавиться от тревожного состояния — отвлечься от него и игнорировать его. Так сказать, найти нового дьявола, чтобы прогнать старого.
— Мы пытались. Ничего не помогло. Первые признаки… первые тревожные явления начались на нашей вилле в Фосколаре. Мы переехали в город, но в ту же ночь…
— Естественно. А что могло вас отвлечь в собственном доме? Вам нужно путешествовать, останавливаться в отелях, день тут, день там. Осматривать достопримечательности, заглядывать в церкви, посещать музеи и театры, чтобы возвращаться поздно вечером, падая от усталости.
— Мы и это пробовали, и все же…
— Пробовали — вдвоем. А вам следовали постоянно находиться среди людей, в кругу друзей.
— Но так и было, мы постоянно находились среди людей. Ничего не помогло.
— Смотря каких людей!
— Это были прекрасные, веселые люди.
— Наверняка эгоисты, среди которых вы чувствовали себя одинокими…
— Нет, мы веселились вместе со всеми. Однако не могли же они и спать вместе с нами…
— Значит, мы все-таки спали? Тогда я не понимаю, о чем идет речь, о снах или о галлюцинациях?
— Да не было у нас ни снов, ни галлюцинаций! Всю ночь мы лежали, не смыкая глаз, вполне здоровые душой и телом, как я сейчас. Дай же мне объяснить…
— Прошу.
— Сначала мне хотелось бы кое-что рассказать.
— Я знаю, что ты сейчас расскажешь. Это сто раз описано в книгах. Детали отличаются, но это не важно. Суть одна.
— Неужели ты не позволишь мне хотя бы…
— Позволю. Приводи примеры, хоть сотню. Знаешь, ты из тех людей, которые упиваются собственным беспокойством во вред себе. Прости, но это глупо! Но если тебе так хочется…
— Послушай, мне кажется, ты меня боишься.
— Я? Боюсь тебя? Это что-то новенькое!
— Ты боишься, что я смогу тебя переубедить. Как ты говорил? «Я не верю в привидения». А вдруг я заставлю тебя в них поверить?
— Прекрасно. Попробуй. Ученые, в конце концов, тоже люди. Когда наши взгляды на мир и принципы опровергаются, интеллект отказывается следовать за чувствами. Даже ум имеет свои привычки. Ну ладно. Итак, я весь внимание. Выкладывай свои драгоценные факты.
— Так вот, — вздохнул Лелио Джорджи, — ты уже знаешь, что мне пришлось пережить в Америке. Родители Луизы противились нашему браку, и, думаю, они были правы, поскольку больше всего на свете беспокоились о финансовом положении своего будущего зятя. В мои способности они не верили и с большим сомнением относились к моей поэтической карьере. Тоненький сборник моих ранних стихов стал моим злейшим врагом. Между прочим, с тех пор я не написал ни строчки, тем более ничего не публиковал, а ты все называешь меня поэтом. Ко мне уже прилепился этот ярлык. О господи.
— Все-таки вы, писатели, любите начинать издалека!