Вампирские архивы: Книга 2. Проклятие крови

— Говорю тебе: он пил у мальца кровь, — угрюмо повторил коренастый солдат. — Видел бы, как мы, поверил бы. А может, когда и видел, да ничего не сделал?

Услышав этот вопрос, Ротлам пихнул меня в грудь.

— Что скажешь, Маурс? Отвечай, мешок с дерьмом.

Я выпрямился и пожал плечами.

— Я не видел, что было с тем мальчишкой. Но вижу, эти двое пьяны сверх всякой меры. Им еще и не такое померещится.

Солдаты загалдели, потом тот из них, что был поспокойнее, выхватил меч и двинулся на меня. Пришлось уложить его кулаком, чтобы отдохнул. Ротлам вступился за солдата и ударил меня. А вот этот удар мне пришлось проглотить, ибо толстопузый был любимым капитаном нашего доблестного герцога. Пьер к тому времени совсем сник. Когда шум поутих, я услышал его бормотание:

— Брось меня, Маурс. Я сам виноват. Я неплохо пожил.

— Что там бормочет этот дьявол? — недоверчиво спросил гусак Ротлам.

— Должно быть, Бога молит, — ответил я. — Я плохо знаю этого человека. Он у нас совсем недавно. Лучше позовите священника — что он скажет.

Как библейский Петр, я отрекся от своего друга. И как Петр, я обливался холодным потом, а на душе у меня было мрачно и паршиво. Только в городе не нашлось петуха, чтобы подтвердить мое предательство.

Капитану Ротламу и другим командирам герцога хотелось поразвлечься, и они устроили судилище. К церковной площади согнали всех солдат, кто еще держался на ногах. Пьера допрашивали. Пришли и священники — три елейные церковные крысы, успевшие пожировать на теле Бетельмая. Приперся и внебрачный сынок герцога, но вскоре убрался. «Судьи» расспрашивали меня и Болло. Затем настал черед Иоганна — спутника Пьера по многим вылазкам. После него взялись за Фестуса и Лютгери. Сегодня они с Пьером перебирались через рухнувшие городские ворота. Мы все твердили, что плохо знаем Пьера, что он в отряде недавно и ничем не успел себя проявить. В одну из летних ночей он вышел к нашему костру. Это было незадолго до того, как мы предложили свои мечи герцогу. И пока мы мололи подобную чепуху, я украдкой поглядывал на Пьера. Тот слушал, слегка кивая… Давным-давно я присутствовал на таком же судилище. Тогда я заплакал и чуть не навлек на себя подозрения… Тех слез уже давно нет. Они иссякли, как иссякают реки и удача.

В конце Пьера объявили колдуном и сказали, что он одержим демонами. Он признал обвинения, иначе ему могли сломать пальцы, исполосовать плетьми и сделать все, что придет в головы богобоязненных людей. А так его просто приговорили к сожжению на столбе. Столбом послужила балка, принесенная из развороченного дома. Дров в городе хватало. Пьера крепко привязали к столбу. Он взглянул на меня. Его глаза говорили: «Прокляни меня». Мы все дружно прокляли его, после обратились к священникам за помощью в покаянии. Мы спрашивали, какие молитвы нам читать, дабы очиститься — ведь мы несколько месяцев, не подозревая о том, находились рядом с колдуном. Священники были рады нам помочь. Они взяли себе нашу долю трофейного золота и велели нам воздерживаться от вина, мяса и женщин, а также непрестанно молиться, прося у Бога милости. Конечно, за такие мудрые советы стоило заплатить.

Когда дрова и хворост были готовы, я схватил зажженный факел и с ревом бросил его в костер. Мои друзья, выкрикивая проклятия, плевали в сторону Пьера, который глядел на нас сквозь густеющую завесу дыма. Он был красивым парнем; на вид — лет двадцать, не больше. Такое лицо нравилось девушкам, а порою и герцогам. Он знал: каждое наше проклятие — это молитва, а каждый плевок — крик о прощении.

Через какое-то время Пьер испустил предсмертный стон и забыл о нас.

Говорят, огонь холоден. Как-то я слышал об этом. Очень, очень холоден.

После казни нам будет легко воздерживаться от мяса.

Когда тело Пьера полностью сгорело, а языки пламени ослабели и начали гаснуть, солдаты разворошили костер. Священники побрызгали место святой водой.

Вскоре после этого гусак Ротлам велел нам убираться из города. Прегрешение Пьера отчасти пало и на нас, а потому жалованья мы не получим и никакой добычи взять не смеем. Я усмехнулся про себя. Жалованье в армии герцога и так забывали платить. А добычей успели поживиться священники. Но вслух я стал спорить, как и полагалось алчному наемнику. Если бы я молча смирился, это сочли бы странным и, возможно, подозрительным.

— Как же так, капитан? — изображая обиду, спросил я. — Мы храбро сражались за герцога Вальфа.

Но Ротлам лишь усмехнулся, а его приспешники выразительно зазвенели мечами.

Пройдя равнину и достигнув холмов, мы оглянулись. Бетельмай продолжал гореть. С трудом верилось, что еще утром Пьер был с нами.

— Желаю им подавиться собственным мясом, и чтоб их вырвало от своих внутренностей, — сказал Арпад.

— Непременно подавятся, — отозвался Лютгери. — Конец у них одинаковый.