Вампирские архивы: Книга 2. Проклятие крови

Персивант позволил себе улыбнуться. Одно из его самых ценных сокровищ — серебряное оружие, которое, согласно легенде, выковал тысячу лет назад святой Дунстан. Судья наклонился и прочитал по слогам выгравированную на клинке латинскую надпись: «Sic pereant omnes inimici tui, Domine». Это были заключительные строки неистовой победной песни Деворы из «Книги Судей»: «Так да погибнут все враги Твои, Господи!» Действительно ли клинок принадлежал святому Дунстану или нет… В любом случае, серебряное лезвие и молитва воина, запечатленная на нем, уже не раз в прошлом доказывали свою действенность в борьбе против зла.

Неожиданно снаружи раздался громкий, леденящий душу крик, исполненный смертельного ужаса.

В ту же секунду Персивант вскочил со стула. Он распахнул дверь, едва не высадив ее, и с клинком в руке выбежал наружу. Около коттеджа Лорел судья увидел Коббета и поспешил туда с невероятной скоростью, словно помолодев на пятьдесят лет.

— Лорел, открой! — кричал Коббет. — Это Ли!

Когда Персивант добежал до коттеджа, дверь подалась внутрь, и они вместе ворвались в освещенную комнату.

На полу лежала Лорел, сжавшись в комочек и указывая дрожащей рукой на окно.

— Она пыталась войти внутрь, — запинающимся голосом произнесла девушка.

— В окне ничего нет, — попытался успокоить ее Коббет, но там совершенно точно кто-то был.

Бледное, словно восковое, лицо прильнуло к стеклу. Они увидели расширившиеся, вытаращенные глаза, открытый рот, шевелящиеся губы, сверкающие острые зубы.

Коббет подался вперед, но Персивант схватил его за плечо.

— Позвольте мне, — сказал он, направляясь к окну и подняв вверх острие своего клинка.

Когда серебряное оружие с легким стуком коснулось стекла, лицо исказила судорога. Рот раскрылся в беззвучном крике. Существо отпрянуло и скрылось из виду.

— Я уже видел это лицо раньше, — хрипло сказал Коббет.

— Да, — отозвался Персивант, — в окне отеля. И позже.

Он опустил лезвие. Снаружи послышался звук, стремительный и торопливый, похожий на топот ног — множества ног.

— Мы должны разбудить людей в главном здании, — сказал Ли.

— Сомневаюсь, что мы сможем разбудить хоть кого-нибудь в этом городке, — спокойным голосом ответил судья. — Я полагаю, кроме нас, не бодрствует ни одна живая душа, все спят глубоким, зачарованным сном.

— Но там снаружи… — Лорел показала на дверь, на которую, казалось, кто-то давил.

— Я же сказал: ни одна живая душа.

Он перевел взгляд с нее на Коббета и повторил:

— Живая.

Судья пересек комнату и кончиком клинка начертил на двери перпендикулярную линию. Затем аккуратно провел еще одну поперек, образовав таким образом крест. Давление снаружи неожиданно прекратилось.

— Вон оно, снова там, — выдохнула Лорел.

Персивант широкими шагами вернулся к окну, в котором застыло угрожающее лицо, обрамленное струящимися черными волосами, и провел по стеклу серебряным лезвием, сверху вниз, а затем слева направо. Лицо исчезло. Он повернулся и нарисовал такие же кресты на остальных окнах.

— Вот видите, — в тихом голосе судьи слышалось торжество, — это старое, очень старое волшебство.

Он с трудом уселся на стул и, устало посмотрев на Лорел, сумел улыбнуться:

— Возможно, если нам удастся пожалеть эти несчастные создания там за дверью, это немного облегчит наше положение.

— Пожалеть? — почти выкрикнула девушка.

— Да, — отозвался судья и процитировал:

…Помысли, как печально может быть
Томиться вечной жаждой; каждый день,
Как в приступе, желать напиться крови.

— Я знаю эти стихи, — вмешался Коббет, — это Ричард Уилбер, несчастный проклятый поэт.

— Как в приступе… — повторила Лорел.

— Приступе, повторяющемся изо дня в день, — откликнулся Ли.

— Да, словно при малярийной лихорадке, — добавил Персивант.

Лорел и Коббет уселись на кровать.

— Я бы сказал, что здесь мы пока в безопасности, — провозгласил судья. — Не совсем на свободе, но, по крайней мере, в безопасности. На рассвете, когда они отправятся спать, мы сможем открыть дверь.

— Но как же так? Почему только мы в безопасности? — воскликнула девушка. — Почему мы бодрствуем, тогда как все остальные в городе спят и совершенно беспомощны?

— Очевидно, потому, что у нас с собой чеснок, — терпеливо объяснил Персивант, — и потому, что мы съели достаточно чеснока на ужин. И еще потому, что здесь начертаны кресты, довольно условные, но тем не менее они защитят нас, если кто-нибудь попробует войти. Я не прошу вас сохранять спокойствие, прошу лишь быть решительными.

— Я решителен, — процедил Коббет сквозь стиснутые зубы, — я готов выйти и встретить их лицом к лицу.

— Выходите, — отозвался судья, — и даже при наличии чеснока вы продержитесь не дольше, чем пинта виски во время удачной игры в покер. Нет, Ли, расслабьтесь, если можете, и давайте побеседуем.