Вампирские архивы: Книга 2. Проклятие крови

Похожая на череп голова несчастного слегка повернулась в его сторону, Гаубер с трудом просипел:

— Все бесполезно. Я не могу двигаться, если она не позволяет. Она держит меня в плену своих глаз, я наполовину мертв. Должен был давно умереть, но…

По вспомнился паук, пораженный жалом осы, парализованный, беспомощно лежащий в ее тесном гнезде и ожидающий, когда победитель проголодается. Писатель нагнулся ниже, держа перед собой ярко горящую спичку, и осмотрел шею Гаубера: она была покрыта мельчайшими следами укусов, кое-где виднелись капельки крови — свежей и засохшей. По вздрогнул от отвращения, но остался тверд в своем намерении.

— Позвольте мне угадать истинное положение вещей, — торопливо сказал он. — С кладбища вашу жену привезли домой, где она вновь обрела подобие жизни. Она сумела околдовать вас или выкинула еще какой-то трюк, чтобы превратить вас в беспомощного пленника. Последнее, уверяю вас, не противоречит законам природы. Я изучал месмеризм и знаю, о чем говорю.

— Да, все правда, — пробормотал Джон Гаубер.

— И каждую ночь она приходит пить вашу кровь?

Гаубер слабо кивнул.

— Да. Сегодня она только приступила к трапезе, как вдруг убежала наверх. Она скоро вернется.

— Вот и прекрасно, — мрачно отметил По. — Вернувшись, она обнаружит не то, чего ожидает. Приходилось вам слышать о вампирах? Я изучал и это явление. Первые подозрения у меня зародились, когда я понял, что она не переносит запаха чеснока. Вампиры днем лежат неподвижно и оживают ночью, тогда же они и питаются. Они порождены луной, их пища — кровь, а теперь все, идем.

По закончил свою маленькую лекцию, осветил напоследок комнату, хорошенько запомнил расположение дверей и, загасив спичку, с легкостью подхватил Гаубера на руки. Тот был не тяжелее ребенка. По усадил его там, где Гаубера прикрывала дверь на лестницу, и накрыл своим военным плащом. В темноте серый плащ сливался с серыми стенами полуподвала. Бедняга был надежно укрыт от глаз жены-вампира.

Затем По скинул пиджак, жилетку и рубаху; сложив одежду, он спрятал ее под лестницу. Закончив приготовления, он встал у жалкого ложа, обнаженный до пояса. Его кожа была почти такой же бледной и бескровной, как у несчастного Гаубера, грудь и руки такие же худые. Он рассчитывал, что на первый взгляд Элва примет его за мужа.

Погреб снова залил лунный свет. Туча уплыла. Время истекало, следовало поторопиться. По прислушался. Наверху послышалось неясное движение, будто что-то тащили, затем звук шагов.

Элва Гаубер, ночной вампир, вернулась к жизни.

Ну вот, пора, подумал По. Он осторожно опустился на ложе и закрыл за собой дверь.

Он улыбнулся. Он знал все легендарные способы уничтожения вампиров — проткнуть колом, сжечь на костре, применить святую воду и молитву и прочее, прочее, — но Эдгар Аллан По придумал свой собственный, совершенно особенный способ. Во множестве преданий исчадия ада терпеливо поджидали в засаде ничего не подозревавших людей, но скажите на милость, слышал ли кто-нибудь о том, чтобы обычный человек поджидал в засаде вампира? Правда, себя он никогда не считал «обычным» — ни по духу, ни по уму, ни по вкусам.

Он вытянулся, сложив ноги вместе, скрестив руки на голой груди. Вот так, наверное, придется лежать в могиле. На память пришла строчка из стихотворения Брайанта, опубликованного в каком-то старом литературном журнале Новой Англии: «Душная темнота и узкая домовина». В этой дыре и вправду было темно, хоть глаза выколи, душно и негде повернуться. Но он гнал от себя эти дурные аналогии: нет, он не похоронен заживо! Чтобы страшные глаза Элвы Гаубер не оказали на него месмерического воздействия, он перевернулся на бок, лицом к стене, и положил обнаженную руку на голову, прикрывая щеку и висок.

Когда его ухо коснулось затхлого тюфяка, он снова услышал шаги, вернее, эхо шагов вампира. Она спускалась по лестнице. Шаги были размеренные, уверенные. Элва шла к желанной добыче. Она собиралась закончить прерванную трапезу.

Теперь она ступала по земляному полу. Ни разу не остановилась, не свернула в сторону. Значит, она не заметила мужа, укрытого старым кадетским плащом По и спрятанного за дверью в тени. Элва приблизилась к дверце, ведущей в конуру. По слышал, как она возится со щеколдой. Как-то подозрительно долго.

Нет, все в порядке: конуру тотчас же залил голубой, как снятое молоко, свет. Прямо посредине четырехугольника света стояла зловещая фигура. Воображение писателя, опережающее и преображающее действительность, шепнуло ему, что эта тень материальна, что она тяжела, как свинец, что она имеет свой нрав — злобный, агрессивный.

— Джон, — произнесла Элва Гаубер ему на ухо, — я вернулась. Ты сам знаешь, почему и зачем. — В голосе звучало нетерпение, и По представил себе, как она стоит над ним с жаждущими крови, трясущимися губами. — Теперь ты — мой единственный источник жизненных сил. Я понадеялась, что появится еще один — тот пришелец, но он сумел ускользнуть. К тому же от него несло проклятым чесноком.

Ее рука ощупывала шею По, выискивая на коже лакомый кусочек.