Пряжа бордового цвета лежала вместе с коралловой, пряжа из шерсти альпаки – там же, где альпака с мериносом. Обычный покупатель вряд ли обратил бы на это внимание, но для того, кто занимался инвентаризацией, в магазине был сущий хаос. А любителя вязания сложенная как попало пряжа страшно бы разозлила.
Я задумалась: может, незадолго до смерти бабушка была слегка не в себе? Однако почему тогда в квартире царил порядок? Бабушка явно убралась и приготовила комнату к моему приезду. Если уж она нашла время на гостевую спальню, то о магазине бы точно позаботилась, разве нет?
Раньше я помогала бабушке вести инвентаризацию на компьютере, но она предпочитала на всякий случай все распечатывать: не вполне доверяла технике. Под кассовой стойкой был шкафчик, а еще три небольшие полки: на двух нижних я не нашла ничего, кроме тонкого слоя пыли, на верхней наткнулась на пару листов бумаги и горстку мятных леденцов, видавших лучшие дни. В шкафчике обнаружилась книга учета в кожаном переплете. В ней были формы для заказов и – ура! – данные последней инвентаризации.
Звон дверного колокольчика прорезал тишину, ошарашив меня. Я забыла запереть дверь, но на ней висела табличка, крупными буквами сообщавшая: «ЗАКРЫТО». Если человек не смог прочитать ее, то для вязания его зрение точно не годилось.
– Добрый де-е-ень! – раздался женский голос. Конец слова был неестественно, напевно растянут, словно перетекал в некий вопросительный знак. – Есть тут кто?
Я с трудом выбралась из-за кассовой стойки.
– Здравствуйте. Чем могу помочь?
Сказать, сколько посетительнице лет, было крайне сложно. В уголках ее глаз собрались морщины, линия подбородка слегка обвисла, но кожа выглядела гладкой, волосы пострижены под боб и так сильно политы лаком, что хоть молотком стучи. Держалась женщина уверенно: прямая осанка, выжидающая улыбка. На ней было черное платье и стильная черно-серая куртка. Каблуки ее сапог были столь высокими, что оставалось удивляться, как у нее не подгибаются колени. Под мышкой женщина держала тонкий кожаный черный портфель-дипломат.
– Извините, если помешала, – с фальшивой вежливостью сказала дама. – Агнесса здесь? Передайте, что к ней пришла Сидни Лафонтен.
Она подошла ближе и наклонилась, сверля меня своими сверкающими, подведенными черным, голубыми глазами. Мне стало несколько неуютно, а от ее слов сердце свело печалью.
– Видимо, вы не слышали. Агнессы больше нет.
Дама округлила глаза и в шоке прикрыла рот рукой.
– Больше нет? В том смысле, что…
– Она умерла, – произнесла я слова, которые ей, видимо, были не под силу.
Я считала, что в эвфемизмах вроде «больше нет» и «отошла в мир иной» нет смысла: от них было столь же больно, как от простого «умерла».
– Боже правый, быть того не может! Я виделась с ней всего пару недель назад. Вы уверены?
С чего бы мне лгать о смерти любимой бабушки?
– Да, уверена.
– О, какая ужасная новость! – Я почти слышала, как в голове женщины отчаянно крутятся шестеренки. – Она не обсуждала с вами планы на будущее?
Может, эта женщина из тех адвокатов, кто наживается на чужом горе? Правда, такие чаще приходят во время несчастных случаев, а не после чьей-то смерти. Однако дама в любом случае вызвала у меня сильное отторжение.
– Позвольте спросить: как вы познакомились с бабушкой?
Женщина не была похожа на любительницу вязания. Она даже не взглянула на товары в магазине.
– Это… слегка щекотливый вопрос. Выходит, вы ее родственница?
Я замялась, но тот факт, что я внучка Агнессы, вряд ли был какой-то тайной, так что я ответила честно. Дама кивнула, а затем спросила, не приехали ли мои родители. Получив отрицательный ответ, она постучала красными ногтями по портфелю. Разговор выходил муторным и неприятным.
– Может, вам чем-то помочь? – предложила я.
– Да. Вы не знаете, к кому ваша бабушка обратилась за юридическими услугами? Я хочу узнать, кто унаследовал ее имущество.
Я могла отправить даму к Джорджу Тэйту – он, скорее всего, почти ничего бы ей не рассказал. Однако, насколько я знала, завещания не запрещено разглашать, поэтому женщина все равно бы вернулась в магазин. При этом содержания завещания пока не знала даже моя мама. Уж ей я точно расскажу о нем раньше, чем какой-то настырной дамочке.
– Давайте я спрошу маму. Она единственный ребенок Агнессы.
– Всего один ребенок… – Женщина, казалось, вела с собой мысленный спор. Наконец она заговорила вновь: – Я риелтор. Один из моих клиентов намерен купить «Кардинал Клубокси». Ваша бабушка очень хотела продать магазин: лет ей было немало, никто поблизости не собирался продолжать ее дело…
– О, правда?
Кончики пальцев у меня начало покалывать. Я опустила взгляд: из указательного пальца моей правой руки и безымянного левой сыпались искры. Должно быть, в помещении какое-то ненормальное статическое электричество. Раньше я такого не замечала, но, видимо, от сухого воздуха и количества пряжи всякое могло случиться. Я потерла пальцами о джинсы.
Женщина кивнула.