В усиливающемся солнечном сиянии Персивант брел по улице. Теперь его походка была походкой старика, очень усталого старика.
В коттедже Лорел и Коббет готовили в пластиковых кружках растворимый кофе. Их вопрошающие взгляды обратились к судье.
— С ней покончено, — сказал он отрывисто.
— Но что вы скажете Гонде? — спросил Коббет.
— Честель и была Гондой.
— Но…
— Это была Гонда, — повторил Персивант, усаживаясь на стул. — Честель умерла. Эта чума подняла ее из могилы, она назвалась Гондой, и, разумеется, жители города ей поверили. — Он устало ссутулился, — Теперь, когда с ней покончено, когда она покоится с миром, остальные — те, чью кровь она пила, блуждающие по ночам, — успокоятся тоже.
Лорел отпила кофе, ее побледневшее лицо склонилось над кружкой.
— Почему вы считаете, что Честель и Гонда один человек? — спросила она. — Откуда вы знаете?
— Я догадывался об этом с самого начала. И совершенно уверился в этом сейчас.
— Уверились? — переспросила Лорел, — Но как вы можете быть в этом уверены?
Персивант улыбнулся ей едва заметной улыбкой.
— Дорогая моя, вы не думаете, что мужчина всегда узнает ту, которую любил?
Казалось, к нему вернулась его обычная нарочитая энергичность. Он поднялся, подошел к двери и взялся за ручку.
— А сейчас, прошу прошения, мне необходимо ненадолго вас покинуть.
— Вы не считаете, что нам лучше как можно скорей уехать отсюда? — спросил его Коббет. — До того, как люди заметят ее исчезновение и начнут задавать вопросы?
— Совсем наоборот, — ответил Персивант своим вновь окрепшим голосом. — Если мы уедем сейчас, они начнут задавать вопросы касательно нас, возможно, довольно неприятные вопросы. Нет, мы останемся. Мы с аппетитом позавтракаем или, по крайней мере, сделаем вид. И мы будем не меньше остальных удивлены исчезновением ведущей актрисы.
— Я буду стараться изо всех сил, — торжественно пообещала Лорел.
— Я знаю, дитя мое, — отозвался Персивант и вышел из коттеджа.
Говард Уолдроп
Der Untergang des abendlandesmenschen
Они скакали через мерцающий пейзаж под музыку органа.[59]
Бронко Билли,[60] коренастый, как бывалый моряк, и Уильям С.,[61] высокий и гибкий, как сосна на ветру. Их лица, их лошади, окружающий пейзаж постепенно светлели: были сперва неразборчивыми, потом стали ясными и четкими, когда ковбои перевалили через хребет и начали спускаться в долину.Перед ними зловеще темнел немецкий город Бремен.
Не считая органной и фортепьянной музыки, по всей Европе царила тишина.
В пещерах под Гранд-опера в Городе света призрак Эрик играл «Токкату и фугу», а мимо несла свои черные воды клоака.[62]
В Берлине спал сомнамбула Чезаре. Его наставник Калигари читал лекции в университете и ждал возможности натравить свое чудовище на мирных бюргеров.[63]
Также в Берлине доктор Мабузе умер и не мог больше править преступным миром.[64]
Но в Бремене…
В Бремене кто-то рыскал в ночи.