Вампиры. Антология

— Я могу сделать это, но осмелитесь ли вы мне позволить?

— Разве я не сама об этом попросила?

— Это так, — сказал он. — Вы просили об этом так часто, что отказать вам уже нельзя. Но при всем при том виноват буду только я.

— Я освобождаю вас от ответственности, — заверила Фелиция Лэм.

— Вы говорите совсем как ангел, которым так пылко желаете стать, — произнес Себастиан, и в голосе его послышалась чуть ли не жестокость. — Садитесь, окажите мне такую любезность.

— Не стоит надеяться, что ваш резкий тон сможет отпугнуть меня, ведь мы уже зашли так далеко, — сказала Фелиция.

— Нет, вас не устрашит ничто, кроме того, что вы не в силах изменить. Но когда этот ужас придет, хватит ли у вас храбрости выносить его или же положить ему конец?

— Я, несомненно, смогу сделать либо одно, либо другое, — ответила она, садясь за стол. — Начнем же.

— Я предостерегаю вас, потому что волнуюсь за вас, — сказал Себастиан.

— Я вам верю, — ответила она. — А теперь покажите мне, кто так обо мне волнуется.

Она потянулась, чтобы коснуться его холодной руки, но он отодвинулся. Себастиан не произнес ни слова. Он скрестил руки перед лицом, и свет в хрустальной сфере моментально погас. В комнате, и без того темной, стало чернее смоли.

Фелиция пристально смотрела вперед, положив руку на сердце, и ей было очень страшно, но в этом она не призналась бы даже под пытками. Что-то должно было произойти, и она этого давно желала, но вместе с тем ей почти с ужасом думалось, что сейчас ее изнасилуют в темноте и убьют. Но не об этом ли она просила?

Она предполагала, что ей будет видение, но вместо этого услышала голос. Он, пожалуй, мог бы быть человеческим, да почти им и был, если бы не напоминали так звериный предсмертный вой эти бессмысленные слоги, раздававшиеся низким эхом. В конце прозвучал крик — глухая песнь страдания.

Внезапно из мрака возникло лицо Себастиана. Плоть излучала бледное голубое сияние гниения. Пожирающий огонь разгорался все ярче и наконец стер все черты, оставив лишь сияющий серебристый череп. Он заговорил с ней:

— Что может быть хуже смерти, о любимая? Спасайся от нее!

Во рту, который произносил это, сверкали сверхъестественно острые зубы, похожие на острия мечей. Череп издал вопль, а потом вспыхнул. Тусклый, заржавевший клинок обрушился с потолка и отсек череп от чего-то, на чем он до этого держался. Огонь вспыхивал теперь холодным голубым пламенем, а череп катился по столу к Фелиции; в пустых глазницах запузырилась какая-то блестящая масса, а на сияющей поверхности серебряного черепа прорастали прядки черных шелковистых волос.

Голова упала Фелиции на грудь. Вдруг оказалось, что девушка обнимает Себастиана. Черная комната начала переливаться серебром.

— Я тот, кого ты ищешь, — сказал он. — Отвернись. Фелиция отпрянула от него и встала, а он так и остался стоять на коленях, положив голову на подлокотник черного стула. Он повернулся к ней, надеясь уже, что она убежит от всего того, что он ей может предложить. Она же глубоко вдохнула, откинула с лица темный капюшон, а потом сбросила скрывавший ее фигуру плащ.

— Я та, кого ты ищешь, — произнесла она. — Неужели ты воспротивишься моему желанию, да и своему собственному?

На ней было белое свадебное платье, но даже этот шелк не мог, кажется, соперничать в бледности с ее кожей, светлой, как слоновая кость.

В этом платье сорок лет назад венчалась ее мать; в те времена мода была изящнее и вместе с тем проще. Руки Фелиции были обнажены, плечи тоже, да и груди были почти что открыты, — шелк был уложен под ними в сборки и ниспадал мягкими складками; подол слегка касался пола из черного дерева. Фелиция не осмелилась бы так одеться никогда, и лишь в свою брачную ночь она решилась; сейчас она наслаждалась собственным бесстыдством. Свечение вокруг нее посеребрило и шелк, и ее кожу, и ее светлые глаза, и пепельные волосы.

Черный силуэт Себастиана скользнул к ней.

— Судьба, — тихо проговорил он.

Он схватил ее почти жестоко. Она почувствовала, как ее шеи коснулось его холодное дыхание, а его ледяные пальцы погрузились в струящиеся пряди ее волос. Она выгнула спину, так что перед ним оказалась ее бледная шея, но Себастиан прижал ее к себе и отвернулся.

Он заговорил, не глядя на нее:

— Я стал тем, что я есть, ночным обитателем, вкушающим кровь, потому что не мог умереть. Но зачем тебе, молодой женщине, у которой впереди еще столько лет жизни, отвергать самый драгоценный дар, данный всем земным тварям?

— Для того, чтобы побольше узнать о творце. — Протянув руку, она коснулась его плеча.

— Пусть ты не тревожишься о самой себе, но подумай о своих друзьях. Подумай о своей семье.

— Друзей у меня нет, — ответила Фелиция. — Что касается родных, то те, кого я больше всего люблю, ушли раньше меня. А тетя Пенелопа, как мне кажется, утешится тем, что ей достанется мое состояние.

— А молодой человек?

— Ты же видел, каков он на самом деле. Жаль, что Господь не дал мне этого понять раньше.

— Так неужели тебе нечего желать от этого мира?

— Я хочу лишь избавиться от него.