Вампиры и другие фантастические истории

Если я, зная, к кому иду, с трудом уловил знакомые черты, то он, конечно, совершенно меня не узнал.

– Что вам нужно? Я не практикую! – сказал он резко, вставая с кресла.

Я назвал себя.

Минуту он стоял неподвижно, точно не понимая меня, потом странно вытянул шею и спросил – голос его дрожал:

– Кто вы?

Я повторил.

Альф, нужно было видеть его ужас, он побелел, как бумага, очки упали на пол, и он этого даже не заметил. Протянув вперед руки, точно защищаясь, он бормотал:

– Нет, не может быть! – Ноги его тряслись, и, не выдержав, он со стоном сел в кресло.

Я подал ему стакан воды и, взяв за руку, стал говорить:

– Доктор, милый доктор, разве вы забыли своего любимца, маленького Карло?

Я старался припомнить из детства разные мелочи, его шутки, подарки…

Понемногу старик успокоился и начал улыбаться:

– Так это в самом деле ты, Карло, ты живой и здоровый. Как же ты вырос и какой красавец! Эх, не судил Бог моему другу, твоему отцу, и полюбоваться тобой.

– Да, доктор, с семи лет я был лишен и отца, и матери, а почему – и до сих пор не знаю.

Старик как-то отодвинулся от меня и замолчал.

– Зачем и надолго ли ты приехал в наш город?

– Приехал я сегодня, а сколько проживу, зависит от вас, доктор. Если вы согласитесь на мою просьбу, то завтра же утром мы выедем в замок.

Старик снова весь затрясся:

– Что? Ехать в замок, в твой родовой замок, зачем? Что тебе в нем? – закричал он сердито.

– Как зачем? Вот уже два месяца, как я живу в нем, – смеясь, заявил я.

– Ты… в замке… рядом… два месяца… – бормотал он, стуча зубами, поскольку нижняя челюсть старика дрожала. – И ты жив, здоров, совершенно здоров? Поклянись Божьей Матерью, что ты говоришь правду. – И он повелительно указал на угол.

Весь угол был занят образами, большими и маленькими; перед ними горела лампада, стоял аналой с открытой книгой. Войдя в комнату, я не заметил этого угла, и теперь меня поразил диссонанс: лампада и человеческий скелет!

– Клянись, говорю тебе, крестись! – настаивал грозно старик.

Думая, что имею дело с сумасшедшим, и не желая его сердить, я перекрестился и сказал торжественно:

– Клянусь Божьей Матерью, я жив и вполне здоров.

Старик заплакал, вернее, как-то захныкал и, вытаскивая из кармана огромный красный фуляр[89], все повторял:

– Зачем ты приехал, зачем ты приехал? Чего ты хочешь?

Когда он совершенно успокоился, я ему рассказал, что с детства скучал по родине, но не смел ослушаться приказания отца и жил в чужих краях. Внезапная его смерть сняла с меня запрет, и я явился поклониться гробам отца и матери.

– И представьте, доктор, я не нашел их в склепе, – закончил я.

– Не нашел. В склепе не нашел! – радостно шептал старик. – А новый склеп ты не трогал?

– А разве есть новый склеп? Где же он?

– Хорошо, очень хорошо, – потирал свои руки старикашка.

Я ничего не понимал и страшно раскаивался, что связался с полоумным. Соображая, как бы поудобнее выбраться из глупого положения, я молчал.

Молчал и старик.

– Когда же ты едешь обратно в чужие края? – наконец спросил он.

– Обратно? И не собираюсь! – возразил я с удивлением. – Замок вычищен, отремонтирован заново, и через две недели моя свадьба.

Глаза старика опять выразили ужас.

– Ты намерен навсегда поселиться в замке и хочешь жениться, быть может, уже наметил невесту. Безумец, безумец, разве старый Петро не был у тебя, разве он не сказал тебе, что по завету отца ты не должен был приезжать в замок, а не то что жить тут, да еще с молодой женой! – кричал, весь трясясь, старик.

Все эти глупые охи и крики окончательно мне надоели, и я резко сказал:

– Отец ни разу не писал мне ничего подобного, да теперь и поздно об этом говорить: невеста моя уже приехала и находится сейчас в замке.

– Пресвятая Матерь Божья, помилуй ее и спаси! – горестно прошептал старик. – Ну, Карло, не думал я, что судьба заставит меня выпить и эту горькую чашу. А видно, ничего не поделаешь! Мы оберегали тебя от этого ужаса, но ты, ты сам дерзко срываешь благодетельный покров.

Твой отец взял с меня и Петро страшную клятву что тайна эта умрет с нами… но теперь я должен, я обязан открыть ее тебе… Да простит меня Пресвятая Заступница… дорогой друг, ты говорил: «Смотри, ни на духу, ни во сне ты не должен говорить, из могилы я буду следить за тобой», – а сейчас, если ты можешь слышать, пойми и прости; но ведь Карло надо спасти, избавить, хотя бы ценой моей души- души клятвопреступника! – печально и торжественно проговорил старик.

Он замолчал и скорбно поник головою.

Хотя все его слова представляли какой-то бред, но я не считал его больше сумасшедшим; что-то говорило мне об их правде и об ужасе, что ждет меня.

Я молчал, боясь нарушить думы доктора, и в то же время старался догадаться, что за тайну должен он мне открыть. Первая моя мысль была насчет моего большого состояния: честно ли оно нажито, нет ли крови на нем? И я давал себе слово исправить что можно.

Нет, невероятно.

Смерть матери, не повинен ли в ней отец?

Тоже нет. Он обожал ее и пятнадцать лет хранил верность ей и чтил ее память.

Что же, наконец?

Доктор все молчал… потом спросил меня:

– Карло, что помнишь ты из своего детства?