Вампиры Лос-Анжелеса

– Капитан, я не хочу, чтобы это превратилось в новый случай, как с Душителем с Холмов. Мне нужен преступник – или группа преступников – и поймать их нужно быстро, чтобы нам не набили задницу общественность и пресса. Не говоря уже о том факте, что пока этот негодяй остается не опознанным, мы рано или поздно можем наткнуться на новый труп девицы с бульвара. Этот парень должен сидеть в ящике, ясно? И он должен сидеть там очень скоро! – Он взял папку с рапортом и подтолкнул через стол Палатазину. – Если вы не можете его найти, капитан, я поставлю во главе дела того, кто может. Согласны? Теперь оба – за работу!

Пока они ждали лифта в холле за пределами конференц–зала, Гарнетт сказал:

– Ну, Энди, было не так плохо, как я опасался.

– Разве? Значит, меня надули. – Трубка Палатазина была холодна, как гранит, и он сунул ее в карман.

Гарнетт несколько секунд смотрел на него молча:

– Ты устал, Энди. Выложился. Дома все нормально?

– Дома? Да. Почему ты спрашиваешь?

– Если у тебя проблемы, скажи мне. Я не возражаю.

– Нет, проблем у меня нет. Не считая Таракана.

– Ага. – Гарнетт помолчал, наблюдая за перепрыгиванием светящихся цифр над дверью лифта. – Ты знаешь, нечто подобное способно вывести из равновесия самых крепких работников. Чертовски ответственно. У тебя такой вид, Энди, словно ты не спал два дня. Ты… черт, ты ведь сегодня даже не побрился, верно?

Палатазин провел рукой по подбородку и почувствовал, что он покрыт колючей щетиной. Да, кажется, он в самом деле не побрился.

– Кажется, люди тоже начинают замечать изменения в тебе. – Приехал лифт, и они вошли. Лифт начал опускаться. – Это плохо. Это ослабляет твое положение лидера.

Палатазин мрачно усмехнулся:

– Кажется, я знаю, кто тебе настучал. Брашер, да? Ленивая тупица. Или Цейтговель?

Гарнетт покачал головой:

– Разговоры пошли. Ты был сам не свой в последние дни.

– И они начали указывать пальцем? Так? Ну, хорошо. Потребовалось меньше времени, чем я предполагал.

– Энди, пойми меня правильно. Я говорю с тобой, как старый друг, так? О чем ты думал, когда вызвал Киркланда из голливудского отделения и потребовал засады на кладбище?

– О,– тихо сказал Палатазин. – Теперь я понимаю.

Дверь лифта открылась, выпустив их в широкий коридор, покрытый зеленым линолеумом. Они прошли к служебной комнате отдела убийств. К дверям с панелями из матового стекла.

– И? – сказал Гарнетт. – Так что же ты мне скажешь?

Палатазин повернулся к нему лицом. Глаза его были темными впадинами на бледном лице:

– Все дело в вандализме на…

– Я так и думал. Но ведь это не твоего отдела забота. Пусть ломают голову антивандалисты Голливуда. Ты занимаешься убийствами.

– Дай мне договорить до конца,– сказал Палатазин, в голосе его была дрожь, заставившая Гарнетта подумать: “Энди на самом пределе”.

– Ты должен знать, что я родился в Венгрии, там люди совсем по–другому думают о многих вещах. Теперь я американец, но думаю, как венгр. Я все еще верю в вещи, в которые верит венгр. Можешь называть это предрассудками, старыми россказнями, но для меня это – правда.

Глаза Гарнетта сузились:

– Не понимаю.

– Мы по–другому смотрим на… жизнь и смерть, на вещи, которые ты счел бы материалом для фильмов или дешевых книжонок. Мы же думаем, что законами Бога не все объясняется, потому что у Дьявола свои законы.

– Ты говоришь о духах? Призраках? Ты хочешь, чтобы голливудская полиция занялась выслеживанием призраков? – Гарнетт едва не рассмеялся, но лицо его собеседника было каменно–серьезным. – Брось, ведь это шутка, верно? Что с тобой, Хелловинская горячка?

– Нет, я говорю не о привидениях,– сказал Палатазин. – И это не шутка. Горячка – возможно, но только моя горячка называется страхом, и она начинает опустошать меня изнутри всего.

– Энди,– тихо сказал Гарнетт. – Ты в самом деле… серьезно?

– У меня работа. Спасибо, что выслушал меня.

И прежде, чем Гарнетт мог остановить его, Палатазин исчез за дверями своей рабочей комнаты. Несколько секунд Гарнетт стоял в коридоре, почесывая голову.

“Что стряслось с этим ненормальным старым венгром? Теперь он нас всех заставит гоняться за призраками по кладбищам? Боже! – Слабо шевельнулась в сознании более мрачная мысль: – Неужели напряжение делает Энди неподходящим для работы? Боже,– подумал он,– надеюсь, что мне не придется… предпринимать чрезвычайных мер”. А затем он повернулся спиной к двери и пошел в свой кабинет, расположенный дальше по коридору.

4.

Интерком на столе Пейдж ла Санд щелкнул и ожил:

– Мисс ла Санд, вас хочет видеть некий Филипп Фалько.

Пейдж, ослепительная красавица–блондинка, которой только–только перевалило за сорок, подняла голову от документа, который в это момент изучала – она изучала вопрос покупки Слаусон–авеню, и нажала кнопку “ответ”.

– Ведь у него не назначено, верно, Кэрол?

Тишина в две секунды. Потом:

– Нет, мэм. Но он говорит, что дело касается денег, которые некто должен вам.

– Тогда мистер Фалько может заплатить этот долг тебе, дорогая.

И она вернулась к документу, который читала.