Вампиры. Опасные связи (2010)

Кэтлин Кирнан уже выпустила два сборника рассказов — «Истории боли и чудес» («Tales of Pain and Wonder») и «Свечи для Элизабет» («Candles for Elizabeth»), а сейчас готовит третий — «Со странных дальних берегов» («From Weird and Distant Shores»). Ее произведения печатались в журналах и антологиях, а знаменитый роман «Шелк» («Silk»), вышедший в 1998 году, получил множество наград. За ним последовал «Трилобит» («Trilobite»).

«Где-то в году 1995-м, — вспоминает Кирнан, — я публично поклялась не сочинять истории о вампирах по крайней мере лет шесть и даже вынудила многих писателей дать такой же зарок. Хотя я и большая любительница хороших вампирских историй, товара столь же редкого, как зубы курицы, и сама даже написала роман на эту тему (слава богу, быстро „исчезнувшую“, да просто мертворожденную „Пятерку кубков“), но вижу мало смысла в том, что огромное количество авторов по-прежнему вымучивают из себя посредственные сказочки о клыкастых злодеях, когда книжные полки и так уже кровоточат от подобного рода опусов.

И я действительно остановилась. За пять лет не написала ни одной вампирской истории (да почти шесть). А потом у меня появилась идея, которая изначально имела больше общего скорее с зомби, но каким-то образом вампиры просочились внутрь ее и все оккупировали. Похоже, таким образом они обычно и поступают. И таким образом на свет появился „И вдаль убегает мир“. Смогу ли я продержаться еще пять лет?»

— Падающая звезда для тебя, — говорит Гейбл, девочка с глазами цвета серебра и зубами цвета последнего дня зимы, и указывает на ночное небо, раскинувшееся над Провиденсом и широкой рекой Сиконк. Таинственное небо Новой Англии, а еще пару миль вперед, и водяной поток уже надо называть рекой Поутакет, но здесь, обвиваясь угрем вокруг Суон-Пойнта и крутых кладбищенских склонов, он все еще остается Сиконком, а там, подальше, виднеются оранжевые промышленные огни Филлипс-дейла.

Мертвая Девочка пару раз мигает, пытаясь избавиться от привкуса во рту, а потом следит за грязным пальцем Гейбл и видит едва заметную полоску белого света, перечеркнувшую восточное небо.

— Очень мило, но это же не так, ты знаешь, — говорит она, а Гейбл гримасничает: бледное лицо съежилось, как у дышащей на ладан старухи, стало похожим на сморщенное яблоко. Она не понимает, о чем идет речь.

— Что не так?

— Звезды… — отвечает Мертвая Девочка, — Это всего лишь метеориты. Просто обломки камня и металла, они летают в космосе и сгорают, когда подбираются слишком близко к Земле. Это не звезды. Если они вот так падают.

— Или ангелы, — шепчет Бобби, а потом снова принимается поедать горстями чернику, набранную им в зарослях у кромки воды.

— Я об ангелах ничего не говорила! — рычит Гейбл на мальчика, а тот бросает в нее ягоду. — Для ангелов существует множество разных слов.

— Как и для падающих звезд, — говорит Мертвая Девочка с каменной решимостью в голосе, чтобы все поняли: она больше ничего не хочет слышать на эту тему. О метеоритах, которые перестали быть метеоритами, о Сиконке, превращающемся в Поутакет, ведь, в конце концов, дело лишь в расстоянии между этой точкой и той. Оно произвольно, как и любое изменение, а потому девочка прижимает губы к трясущемуся запястью женщины. Опять. Даже малейшего призрака пульса в нем не осталось, зубы утыкаются в остывающее мясо, плоть, что вполне могла бы сойти за глину, если бы не несколько красных укусов, слышится только звук ее занятых губ, не слишком отличающийся от плеска волн, бьющихся о берег.