Камилла идет на звуки — жужжание, щелчки и глухой стук. Камилла тихо открывает дверь и видит в полумраке мальчика — любителя ВМХ. Он сидит к ней спиной, целиком погрузившись в созерцание монитора. Маленькие руки в непрерывном движении — клик-клик-клик. Камилла знает всех детей Норин по именам. Этого зовут Диклэн, ему десять лет от роду, и он, по счастью, невосприимчив к распространившемуся по округе вирусу. Впрочем, он немного маловат для этого вируса: бутон еще не вполне распустился, жизненный сок еще не играет в жилах. Но он защищен в любом случае. Существуют правила. Камилла проскользнула в комнату и встала у мальчика за спиной, поражаясь одержимости, ей самой не свойственной. Она стояла к нему так близко, что было даже удивительно, что он не оборачивается. Через плечо мальчика она видела отражение своего лица в экране, четко просматривающееся между беговых дорожек трека.
Диклэн обернулся и увидел пустое место (какая-то взрослая женщина, чья-то мать, безликий проводник). С неизменившимся лицом мальчик повернулся обратно к экрану и продолжил игру.
Камилла отступила, ее трясло от ужаса: это все диета Норин. Все, что питает ее бедную изголодавшуюся душу.
Она спустилась в гостиную, чувствуя себя морально оправданной. Я не плохая. Не беспредельно прожорлива. Прошло четверть часа, и появилась замотанная в кошмарный халат Норин — лицо, раскрасневшееся после сна, короткие волосы взлохмачены.
— Мне показалось, послышалось… О Камилла, что случилось?
Камилла рыдала, стараясь заглушить всхлипы, вцепившись зубами в кулаки. Она была вне себя. Прошло какое-то время, прежде чем от нее удалось хоть чего-то добиться. Захлебываясь, спрятав лицо в ладонях, обрывками предложений она поведала свою историю.
Поделилась своими подозрениями. Своей убежденностью. Своей тяжкой ношей.
— Я не могу ничего доказать, — объясняла она. — Но я знаю наверняка, знаю об этом каждый раз, когда это случается. Он крадет у них что-то… Как бы это сказать? Они сдаются ему.
— Господи Иисусе. Ты хочешь сказать — он нападает на них?
— Нет! — застонала Камилла. — Ничего подобного. Я пытаюсь сказать — он отбирает их жизнь.
— Но, Камилла, никто ведь не умер!
— Нет! Он их не убивает, он слишком умен для этого. Они умирают позже, от чего-нибудь другого. Несчастный случай или простуда. Я проследила. Я знаю, так происходит. Но он никогда ни в чем не виноват. Они остаются живы, но лучше бы они умирали, потому что они становятся такими, как он. Об этом я тоже знаю.
Бедно обставленная комната в шоке внимала Камилле. Большой экран телевизора мрачно пялился на женщин.
Камилла показала Норин фотографии. Молодая хозяйка задрожала. Она пролепетала: «Полиция». Камилла сказала: «Тогда бы он меня убил. О боже, я не хочу умирать!»
— Я должна была тебе рассказать, — рыдает она. — Я просто должна была это сделать. О Норин, я такое знаю…
А потом — торопливый шепот и прерывистое дыхание. Последние уверения, возражения, капитуляция. Норин униженно соглашается не поднимать тревогу. Трясущаяся, ослабшая, она лишена невинности, она пала, стала соучастницей чего-то чудовищного… и ей это нравится.
Камилле пережитой опыт тоже приносит глубокое удовлетворение.
Она покидает комнату и на цыпочках прокрадывается в номер «4».
Вспышка ослепляет ее, когда она открывает дверь. Губы ее еще влажные, черты лица смягчились, глаза замутнены от испытанного наслаждения.
— Поймал! — кричит Шеридан, размахивая фотоаппаратом, и улыбается во весь рот.
И она смеется.
Это почти как если бы он ее поцеловал. Шеридан отворачивается и проверяет снимок на экране предварительного просмотра.
— Хм.
Похоже, что он разочарован или, возможно, озадачен.
— В чем дело?
— О, ничего, все хорошо.
Они покидают большой окоченевший желтый дом ранним утром. Камилла находит момент отъезда странным образом печальным, разочаровывающим. Она хотела бы встретить немного понимания, увидеть пристыженное беспокойство в глазах молодой хозяйки, заметить, как побледнели розовые щеки. Норин проснется и совсем не будет уверена в том, что что-то действительно произошло с ней в эту ночь. (Возможно, она никогда не хватится того, что у нее отняла Камилла.) Так все и должно быть. Внутрь и обратно, не оставляя следа, любить их и покидать их.
Она на секунду зашла в кухню и огляделась. Запахи копченой селедки, кровяной колбасы и сохнущего в помещении белья смешивались, вызывая тошноту. Камилла вдруг почувствовала, что теряет ориентацию в пространстве. Вкус жизни Норин застрял у нее в горле; перед глазами на секунду возникла пугающая картинка ее существования в этом доме. Муж-чурбан и безразличные отпрыски, шумные американцы, жующие пережаренный бекон в этой убогой, мрачной столовой. Камилле нечем дышать, ей кажется — она становится прозрачной.
Шеридан сигналит в «бентли».
— Тсс! — шипит Камилла и убегает из кухни.
Большая машина отъезжает от дома.