Внезапно в дверях появился вампир! Высокий, с лицом, покрытым трупной зеленью, и с горящими адским пламенем глазами. Его пальцы вцепились в дверной косяк и походили на паучьи лапы.
Ремедиос задрожала. Ее сердце забилось так сильно, будто было готово разорваться у нее в груди.
Вампир крался бесшумно, словно крыса, продвигаясь вперед сантиметр за сантиметром. Он не сводил взгляда со своей жертвы, со своей вожделенной добычи.
Ремедиос стиснула деревянные ручки кресла и, сжавшись в комок, воскликнула:
— Господи! О Господи! Защити меня, святая Марианита, именем Христа!
Но вампир продолжал приближаться.
— Подчинись мне, — настойчиво повторял он низким, обольстительным голосом. И его невозможно было не слушать. — Я сильнее. Я получу то, что хочу!
— Нет! — Она замотала головой. Ее вспотевшие ладони соскользнули с ручек кресла, за которые она так отчаянно цеплялась.
Лицо вампира было так близко от нее, чертовски близко! Его кроваво-алые губы искривились в зловещей улыбке, обнажившей два длинных острых клыка. На этих клыках блестела слюна. Им нужна была ее шея. Они жаждали ее вен, по которым, пульсируя от ужаса, текла горячая кровь. Эти зубы будут кусать и рвать, они получат то, что им нужно, чтобы выжить.
Резкий громкий звонок заставил Ремедиос вздрогнуть.
Она выпрыгнула из кресла и бросилась на кухню, чтобы выключить таймер в духовке. Девушка быстро открыла дверцу и сняла крышку с глиняного горшка — мясо изумительно пахло и выглядело очень аппетитно, именно так, как Ричвузы и любили, — с кровью. Почти три месяца потребовалось ей, чтобы научиться готовить мясо по тому рецепту, что предпочитали ее хозяева. Она хотела угодить им, но когда резала мясо, то от красного цвета непрожаренной запекшейся крови ее начинало тошнить, поэтому в первые дни она часто пересушивала кушанье. Сама Ремедиос никогда не ела мяса с кровью. У нее на родине, в Эквадоре, все хорошенько прожаривают мясо, чтобы уберечь себя от бед и болезней. Она предпочитала мясо как следует приготовленным, чтобы его вид не напоминал о бедном беспомощном животном, которым оно когда-то было.
Ремедиос ловко переключила кнопку духовки на функцию «греть» и запустила работу медленно раскаляющейся спирали под горшком, чтобы как следует выпарить густую пряную подливку. Салат и десерт она приготовила заранее, стол был накрыт, все выглядело прекрасно. Девушка вернулась в гостиную, чтобы досмотреть фильм до конца, но обнаружила, что по телевизору идет реклама предметов женской гигиены, как это называют в Северной Америке.
Почти все шесть месяцев ее пребывания в Сан-Диего ушли на то, чтобы выучить новый язык, и в конце концов Ремедиос почувствовала, что начала осваивать его азы. Сейчас она могла совершать покупки и ездить в автобусе почти без проблем, и, судя по всему, Ричвузы все с большим удовольствием пользовались ее услугами. По крайней мере настолько, насколько это было возможно.
Как только реклама закончилась и фильм возобновился, Ремедиос услышала, что на аллею, ведущую в дом, въехала машина. Ну вот и они. Она так никогда и не узнает, чем закончился фильм, но, разумеется, вампира остановят. Так всегда бывает, ну или почти всегда. Ремедиос больше нравились фильмы, в которых вампиров в конце концов уничтожали. Если кому-то из этих страшных персонажей удавалось спастись, то потом ее мучили ночные кошмары.
Было что-то необычное в том, с каким интересом Ремедиос всегда смотрела эти фильмы.
Даже там, в Сан-Франциско де Кито, где она родилась, фильмы о вампирах были ее любимым зрелищем, несмотря на то что нагоняли на нее сильный страх.
Она ненавидела этих вампиров, у которых было преимущество перед более слабыми людьми, но тем не менее не могла не смотреть истории про них. Ее мать — да упокоит Господь ее душу — любила «мыльные оперы», которые по эквадорскому телевидению гоняли в огромном количестве.
«Почему тебе хочется смотреть эти ужасные фильмы? Зачем пугать себя? Выключи это! — часто говорила ей мать, когда была жива. — Мои сериалы гораздо лучше, они так похожи на реальную жизнь!»
«Да», — отвечала Ремедиос, а сама думала, что в этих сериалах всегда происходит одно и то же. У такой бедной семьи, как их, всегда есть о чем волноваться — деньги, здоровье, кусок хлеба, крыша над головой, ссоры, крики, слезы… И так каждый день! А все вокруг твердят только одно: «Ты должна смириться, должна принять свой жребий!»