Вампиры пустыни

— У меня тоже. О, Хилари, вы можете посчитать меня сумасшедшей, но меня не покидает чувство, что здесь не обошлось без чего-то темного, чего-то ужасного. Еще три дня назад Ирена сияла здоровьем, и с Джеральдиной — прежде, чем ее свалила болезнь — было так же. Оба случая удивительно похожи. Ирена пыталась рассказать про какой-то дневник, но бедняжка до того обессилела, что даже говорить связно не может.

— Дневник? Наверное, дневник Джеральдины? Должно быть, она имела в виду его. Я только что закончил складывать обрывки, но, по правде сказать, ровным счетом ничего не понимаю!

Миссис Уоткомб быстро пробежала глазами по строчкам, после чего изучила их уже тщательнее. Затем она зачитала вслух второй отрывок.

— Вот, Хилари, послушайте! Мне это кажется важным.

«Доктор Г*** говорит об анемии. Молюсь небесам, чтобы он оказался прав, потому что меня порой посещают мысли, которые предвещают безумие, не иначе… по крайней мере, люди так решили бы, если бы я осмелилась их поведать. Я должна бороться одна и не забывать, что больным анемией свойственны нездоровые измышления. Зря только я прочла те до жути тревожащие слова у Баррета…»

— Баррет? Мэй, о чем это она?

— Дайте-ка подумать. Баррет? Вероятно, речь о «Деревенских преданиях» Баррета. Мне попадалась такая книга в библиотеке. Давайте сходим туда. Вдруг мы найдем ответы!

Книга нашлась без труда, к тому же отрывок, на который ссылалась Джеральдина, был отмечен закладкой:

«В Кливе мне напомнили еще об одном поверье, которое безвозвратно исчезает в наш просвещенный век. Издавна считалось, что вампиры, духи злобных умерших, по ночам способны принимать человеческий облик и прочесывать деревни в поисках жертв. Предполагаемого вампира в случае поимки хоронили, причем рот ему набивали чесноком, а в сердце вгоняли кол, вследствие чего вампир становился неопасен или, по крайней мере, не мог покинуть свою могилу.

Около тридцати лет назад некий старик говорил о дереве, которое, по его словам, выросло из такого кола. Насколько мне помнится, речь шла о необычном виде сумаха. Во время недавнего размежевания дерево стало частью сада старого Грейнджа…»

— Пойдемте наружу, — позвала миссис Уоткомб, нарушая долгую гнетущую тишину. — Хочу, чтобы вы поглядели на это дерево.

Небо уже окрасилось утренним румянцем, и кустарник, цветы, даже роса на траве вспыхивали отраженным розовым сиянием. Один только сумах нарушал радостную картину. Он был темным и угрожающим, листья за ночь покрылись безобразными пурпурными пятнами и выглядели маслянистыми, раздутыми, полными противоестественной жизни, будто у чего-то богомерзкого и ядовитого.

Увидев дерево издалека, мисс Уоткомб воскликнула хриплым от волнения и страха голосом:

— Хилари, посмотрите! Этот сумах был точно таким же, как… когда умерла Джеральдина.

* * *

К вечеру на лужайке стало до странности пусто. На месте старого дерева дымилась огромная груда углей… огромная потому, что сумах был влажным от темного, липкого сока и не хотел гореть. Пришлось подкинуть в костер большое количество прочей древесины.

Прошло много недель, но в конце концов Ирена оправилась достаточно, чтобы дойти до могилки Пестрика. К ее удивлению, ту почти скрывали из вида заросли чеснока.

Хилари объяснил, что ничто другое здесь попросту не росло.

Герберт Уэллс СТРАННАЯ ОРХИДЕЯ

Пер. Н. Дехтеревой