Вампиры тут голодные (СИ)

Да, он позаботился о подушке безопасности, но, интуитивно знал: все полетит к чертям. И весь его план по мирной жизни в глуши окажется бессмысленным.

Вампир потер виски, тяжело вздохнув. Он просто накручивает себя, надо дождаться церемонии лишения титула, а там уж видно будет. Что может пойти не так? Он же все продумал, беспокоиться не о чем.

Степан прошел в библиотеку, буднично открыл секретный проход и спустился в лаборатории.

В подвале, как всегда, тускло светили артефакты, затхлый воздух неприятно забивался в нос, и вампир чихнул, поморщившись. Эффект от зелья, полученного от мага, прошел.

В кабинете откуда-то появились доски, кресло, на котором Веце обычно спал или выносил всем мозг, было завалено тряпками.

Самого полукровку, кстати, не было видно. И не слышно. Спит наверно где, ленивый засранец.

В лаборатории, где они обычно ели, тоже прибавилось хлама. Граф беззвучно прошел вглубь комнаты, не снимая брони. Тихо. Настолько непривычно, что тишина эта давила.

Попаданец оглянулся — двери спальни чуть приоткрыты.

Степан зашел внутрь и так и замер на пороге, потеряв дар речи.

Мягкий желтоватый свет освещал полупустую комнату, в центре которой гордо высилась кровать с балдахином. И графа вовсе не тревожило, куда делась вся мебель и его вещи.

Острый, непонимающий взгляд был прикован к ней.

Глава 58, про тех, кто целует на прощанье

Хрупкая тонкая фигурка затаилась на кровати в ворохе одеял и подушек, белые голые плечи покрылись мурашками от холода, а нос покраснел.

Она не сводила с него своих очаровательных глаз, и граф полузадушено оттянул ворот.

— Что это значит? — выдохнул он.

Ножны выпали из ослабевших пальцев и с грохотом упали на пол, но никто не шелохнулся.

Маниэр молчаливо опустила взгляд, склонив голову набок.

— Почему ты здесь? — она молчала. — Почему… голая?

Сердце колотилось так громко, что он отчетливо слышал его звук.

Он не должен думать об этом, не должен ее желать.

— Вы правда не понимаете? — едва слышно обронила она, пряча лицо.

Но разве это возможно? Разве возможно не желать женщину, которую любишь?

Вот она, сидит в его постели и тоже хочет стать к нему еще ближе.

Степан пожалел, что его не загрызли монстры на рейде, тогда б всё было куда проще.

— Да, Маниэр. — он потер переносицу. — Всё это, — он махнул рукой на комнату и девушку, — уже решенный вопрос.

Господи, почему она испытывает его? Степан не может допустить, чтобы она потом жалела о сиюминутной слабости.

Нужно перетерпеть, подождать, когда чувства остынут. Это ведь просто любовь. Всего лишь любовь.

— Я не разделяю вашего мнения. — она закопошилась, выбираясь из вороха постельного, и спустила босые ноги на пол, — И сейчас я говорю с вами не как с графом, а как с мужчиной, которого полюбила. — попаданец плотно сжал губы.

Пытаться вести с ним рациональный или хоть каплю осмысленный диалог в подобном виде…

О, она сильно переоценивает его возможности. Все, о чем он мог сейчас думать, это ее обнаженные ноги, алые глаза и мягкие длинные волосы.

Степан неловко прошелся ладонями по бокам, рефлекторно ища карманы, но не нашел и взволнованно застыл, не зная, куда деть мешающиеся руки.

Всё это было как-то… слишком.

Он неосознанно вернулся взглядом к ее ногам, единственным, что было оголено в тот момент. И на фоне всех нахлынувших мыслей мелькнуло, что Маниэр следует лучше питаться. Ее икры были тонкими, тощими, и его это вовсе не привлекало, но сам факт того, что это ее ноги, делало их прекрасными. Всё в ней было прекрасно.

Пусть он ненавидел красный, не любил болезненную худобу и мертвенную бледность, но Маниэр, даже собрав в себе все эти недостатки, оставалась так же красива в его глазах.

— Вы не дали шанса нам, поэтому я прошу об одной ночи для себя. — она скинула одеяло с плеч, зябко поежившись от холода, и вскинула голову, устремив взгляд на графа.

Хоть он и почти сразу отвернулся, но мгновенья хватило, чтоб запечатлеть ту картину в своей памяти и у него сперло дыхание.

Она казалась такой нежной, ранимой, чистой, по сравнению с ним — уставшим, грязным, перепачканным в земле и крови.

Она была белым, он — черным, мрачным сгустком из скверны этого мира. И он боялся ее замарать.

— Что же ты со мной делаешь… — охрипше прошептал Степан, ее шаги раздавались у него за спиной и он почувствовал, как она положила свои ладони ему на плечи.

Он крепче закрыл глаза. Он не должен был этого видеть.

Она прижалась всем телом к нему, опустив голову.

У графа в голове истерично билось: “Она запачкается”. Он не хотел, чтобы она касалась его, когда он… такой.

Степан нерешительно открыл глаза и отвел взгляд так, чтобы не видеть ее. Он боялся ее ранить.

Но ее доверчивый жест, мягкое настойчивое объятие, и внутри Степана разлилось обжигающе горячее чувство вперемешку с горечью.

Маниэр плавно переместилась из-за спины вперед и подняла на него глаза, словно говоря: “Смотри, мне не страшно замараться, я разделю с тобой всё, даже это.”

— Всего один раз. Прошу. — надрывно промолвила она.