— Я тебя не разорю? — спросил Степан. Ну, мало ли, какой бюджет Иван Грозный готов потратить на это дело?
— Не думаю. Ну, в любом случае, я всегда могу кого-нибудь ограбить, верно? — рассмеялся бандит. — Да того же графа Кифена! Ха-ха! Впрочем, говорят, он беден как мышь! Не, ну ты представляешь себе, а? Вальдернеские буквально выкинули этого Кифена!
Глава криминального мира явно забавлялся, рассказывая, какой же граф Кифен Вальдернеский лошок. В мире, где более всего ненавидели вампиров и переселенцев, те постоянно высмеивали друг друга, отчего-то считая, что их объект насмешек определенно хуже.
Это не было дешевой попыткой самоутвердиться, ни в коем разе. Просто иногда хочется над кем-то пошутить, кого-то обсудить, да даже просто вот так рассмеяться, совсем беззлобно, но и без капли сочувствия. И если попаданцы посмеют тявкнуть подобным образом в чью-то сторону, то тут же будут забиты камнями, а вампиры — сожжены на костре. Посему выходило, что перемывать косточки могли они, вампиры и попаданцы, только друг другу.
Но Степан этого не знал и не понимал. Он мало видел внешний мир — тот, что за пределами клана и его замка. Он плохо понимал здешние нравы и людей, даже тех, что пришли из другого мира. Как в какой-то дурной шутке, всем и вся он приходился чужим — и другим попаданцам, и вампирам.
От того так неприятно задевали слова Ивана. Разве видел этот головорез графа Вальдернеского в лицо хоть раз? Ну, мы то знаем, что видел, а сам Иван Грозный — нет.
И выслушивать насмешки от своего единственного почти-друга в этом мире? Ну такое себе удовольствие.
— У меня еще много дел, можешь посидеть немного, а я пойду. — проговорил Степан, кивая в сторону одного из накрытых столов. Продолжать разговор не хотелось, выкладывать, что вот он я, граф Вальдернеский, Степан не собирался, впрочем, выслушивать насмешки в свой адрес тоже. Он ничем это не заслужил, разве он приложил мало усилий? Разве не он так много работает ради этих земель и жителей графства? Так почему должен выслушивать насмешки?
Иван вежливо отказался от предложения приятеля и ушел, тоже сославшись на дела.
Вампир проводил гостя до первого этажа и пошел в пристройку, проверить закончил ли лекарь подготовку.
Все шло по плану — ко времени открытия у “Приемной Дракулы” столпились полукровки, попаданцы и бедняки, лелея надежду заработать свои пятьдесят серебряных монет.
Степан думал поглядеть немного и уйти, но пришлось остаться — начались беспорядки. Не все получали допуск к сдаче крови, но некоторые, особо ярые, требовали поставить им артефакт — постоянный пропуск в “Приемную Дракулы”.
Однако, увидев хищно скалящегося вампира толпа присмирела, а когда граф объявил, что все дебоширы таки могут сдать кровь, правда с летальным исходом, сброд и вовсе боялся заговорить — лишь изредка в толпе гуляли тихие шепотки.
Двери пристройки широко распахнуты, очередь тонкой вереницей тянется внутрь, и кажется, что ей нет конца.
Попаданец же, молчаливо подпирая одну из стен приемной, все больше понимал, как велика пропасть между ним и остальными — вампиров боялись и ненавидели. Переселенцев — презирали. Но ни одну из своих сторон он не был способен скрыть: ни красные глаза, ни свои малые познания о мире, в котором живет.
Так что же это такое, его попаданство? Благословение или проклятие? Действительно ли этого его второй шанс?
Он уже не знал.
Нужна ли ему эта возможность, жить иначе?
Но разве всё не стало только хуже? Разве теперь он вообще смеет называть себя человеком?
Все, что у него осталось — человечность. Но и ее легко потерять, если ты вампир. Только вот Степан так много потерял, так много оставил там, в родном мире, что казалось терять уже нечего.
Вампир уныло полуприкрыл глаза. Зачем ему всё это? Этот бизнес, графство, деньги? Может просто всё бросить и отправиться путешествовать?
Впрочем, он ничего не хотел. Или уже просто не знал, имеет ли право что-то желать. Так устал, так отчаялся, так истосковался по родному дому, что все вокруг давило, душило его. Пока работаешь, нет времени думать об этом, нет времени вспоминать, но сейчас, когда он просто стоял, глубоко погрузившись в себя, то, от чего он так упорно бежал, настигало его.
Это было плохой мыслью, но он надеялся, что что-нибудь случится и у него снова не останется ни единой свободной минуты, что когда-нибудь тоска улетучится, когда-нибудь он сможет смириться до конца.
То ли на радость, то ли на беду, но дороги назад не было — вернуться в свой мир он не мог. Возможно именно эта безвыходность и давила на него сильнее всего, но если тысячи попаданцев потратили столетия и ничего не добились, если Иван Грозный, один из богатейших и влиятельнейших людей страны не смог вернутся к любимой жене и дочке, то что он, Степан, может?
Граф. Иногда вампиру казалось, что титул звучал как насмешка. Что толку от титула, если он не дает ни силы, ни власти? Зачем он ему, если от него больше бед, чем пользы? Сколько еще Степан сможет зваться графом?