Вампиры [Vampire$] (ЛП)

Другими словами, чертовски близко.

— Давай, Феликс! — прошипел я. — Река!

— Черт, нет! — прошипел он в ответ. — Змеи!

Нам не хватило времени. Я придержал его.

— Ебаные змеи!

И затем он оттащил меня назад, все успокоилось на мгновение, посмотрел мне прямо в глаза, и сказал, — Это действительно больно!

Я просто хотел смеяться. Он был слишком странным.

Но в то же время мы оказались в плохом месте, застряли между двумя группами, которые хотели наброситься на нас, и нам нужен был план.

По сей день я не знаю, как мы забрались на это дерево, настолько пьяные, и настолько испуганные, и все время безумно хихикающие. Это был чистый Луни Тюнс, но мы это сделали. Это стоило мне много содранной об кору кожи, но Феликс словно играл в хоккей, используя только одну руку.

Он не выпускал бутылку текилы из другой. Невероятно.

Таким образом, мы уселись там и наблюдали, как толпа и монстр собрались вместе. Сильно напомнил мне Франкенштейна, со всеми этими фонарями, короткой стрижкой и ужасным ревом Муженька. Я не думаю, что он был намного умнее, чем выглядел, потому что думал, что остальные были нами и он отметелил полдюжины или около того, прежде чем они его успокоили. Затем они организовались на полпути к нам и начали искать нас.

Мы боялись даже голову поднять, хотя, и они ни разу не прошли мимо нас, впрочем я думаю, что они разок слышали, как мы хихикали.

Они были очень настойчивы. Держали нас там всю ночь напролет. Феликс и я провели время переливая содержимое бутылки в свои глотки и больше болтая о себе, как и прежде. Это было глупо как черт те что, я полагаю. Но это было наше дерево.

Я рассказал ему о Вьетнаме гораздо больше, чем я когда-либо кому-либо рассказывал и был откровенно удивлен его знанием и пониманием этой войны, как будто он был из поколения шестидесятых. Он много рассказывал мне о том, чем он занимался, и я слушал все это и ничего не мог понять. Феликс только ввозил контрабандой марихуану, хотя ему сделали удачное предложение возить более тяжелый наркотик. Он не зарабатывал уж очень много денег, похоже, фактически.

Он даже не курил эту дрянь. Ненавидел это.

Я собирался спросить его, что, черт возьми он делает там, когда мы соскочили на тему коричневого героина и Кубинских связей и всего этого. Он подтвердил все, что я слышал, включая опасность для него, как любителя, шляться вдоль границы. Его собственный поставщик, по его словам, регулярно использует Кубинские порты и Кубинскую радиолокационную помощь для пересечения Карибского моря. Или использовал, пока Фидель не начал заниматься этим бизнесом для себя.

Сначала я подумал, что он просто был откровенен и честен, помня о нашем пакте, когда подробно разбирал свою торговлю. Но потом я понял, что он тоже этим воспользовался. Всякий раз, когда я позже буду сталкиваться с этой информацией, мне придется ее выбрасывать, и он чертовски хорошо знал, что я буду придерживаться этого.

Почему? Почему кто-нибудь знает о чем-нибудь? Иногда вы просто делаете. Я рассказал ему о себе. Он рассказал мне о себе. Никаких других дел.

Наше дерево.

Он выходил из дела в этом месяце. Он хотел жить. Он не хотел ввязываться в драку и не хотел воевать. Однако он беспокоился о своих партнерах.

— Они молоды и жадны и глупы и они думают, что такие качества делают их крутыми, — сказал он между прочим, направив уголек своей сигареты в сторону рассеявшегося теперь отряда. Он вздохнул. — И они знают все отговорки.

Я спросил его, что он собирается делать, и он ответил, — Ничего, — и я знал, что он имел в виду. С того дня, как он развяжется с ними, это будет их выбор и их жизнь.

Долгое время было очень тихо. Приближался рассвет и нас перестали искать. И было прохладно, пока ветер не стих. Последнее, что я помню, это то, что мы наконец прикончили бутылку, рассказывая анекдоты про слона. Феликс знал тысячу анекдотов про слона.

И затем я очнулся в Рио Гранде.

Это был звук, больше чем шум воды, напугавший меня вначале. Смешавшись, несколько анекдотов, прозвучали довольно громко. И тогда вода оказалась в моем вопле и у меня в ушах и холод и движение, но солнце где-то было, и тогда я очнулся достаточно, чтобы понять, где я, и довольно скоро очнулся настолько, чтобы вспомнить, что значит плавать, и что я умею это делать. Я живой.

Уйдя под воду на тридцать футов, теперь, я вытаскивал себя обратно в Мексику, захлебываясь, хныкая и дрожа от холода. На берегу я упал на колени и пополз искать вокруг дерева, и когда я нашел его, я сразу начал смеяться.

Феликс, сползший с ветвей и спавший мертвым сном, глубоко зарывшийся в свою кожаную куртку, все еще сжимал пустую бутыль из-под текилы. И потом я увидел кое-что еще, что заставило меня приглядеться. И задуматься.

Из-под этой куртки у моего контрабандиста выглядывала весьма профессиональная кобура, а в ней девятимиллиметровый Браунинг. Несколько раз, во время шумной ночки, я тосковал о своем арсенале, оставленном в комнате мотеля, и думал, что, черт возьми, мог бы его использовать, если что — просто их припугнуть.