Вампиры Восточной Европы

В «Начальной летописи» за 1044 г. записано, что полоцкий князь Всеслав был зачат с помощью волхвований и рожден с «язвеном» (по-видимому, «сорочкой») на голове. По совету волхвов князь всю жизнь носил свой «чепчик», чем объяснялась его кровожадность и умение обращаться в волка и лютого зверя («Слово о полку Иго- реве»). В.Ф. Райан предположил, что летописец имел в виду именно упыря. Кашубский «вещий» рождался с точно таким же «чепчиком», а румынский стригой, повзрослев, натягивал свою «рубашку» на голову, чтобы стать невидимым. Если же родители желали избавить свое чадо от участи вампира, они должны были оповестить о «сорочке» всех соседей, а лучше сжечь ее и впоследствии дать ребенку выпить пепел, растворенный в святой воде.

По всей Европе (и на Востоке тоже) плодная оболочка воспринималась, во-первых, как знак удачи и счастья, ожидающего младенца, во-вторых, как указание на его сверхъестественный дар. Ее засушивали, хранили в виде амулета и даже приносили в церковь к священнику с просьбой поместить на престол. «Стоглав» (глава 41, вопрос и ответ 26) не разрешал священникам заниматься этим под угрозой запрета в служении. Я не вижу здесь противоречия с верой в вампиров. Славяне всегда благоговели перед магическими способностями ближнего своего (колдун, знахарь, упырь) и спохватывались, когда ближний оказывался чересчур агрессивным. Обладатель «рубашки» предсказывал судьбу, видел духов, дружил с вилами и русалками, искал подземные клады, защищал себя и других от пуль, баловался любовной магией. Ну а после смерти приходил глотнуть кровушки облагодетельствованных им сельчан.

В обширнейшем списке кандидатов в вампиры нет ничего для нас оригинального. Он знаком нам из книг о привидениях. Это всякого рода грешники, умершие неестественной смертью, жертвы неправильного, несвоевременного погребения и казусов, случившихся на похоронах, — что-то уронили, кто-то пробежал или проскакал, кому-то отдавили ногу и прочая чепуха.

Гораздо важнее понять, может ли стать вампиром укушенный (зараженный) этой тварью человек. При положительном ответе вампир обретает черту, не свойственную ни привидению, ни зомби, ни ведьме, ни маре, ни кровососам древности. Фольклорные данные о вампирских эпидемиях крайне скудны. Михайлова предположила, что заражение посредством укуса — явление «относительно позднее и кристаллизовалось уже во времена странной эпидемии вампиризма в Европе в XVIII веке». Но разве существуют более ранние сведения о вредителях, именуемых вампирами? Ничего нет, кроме таинственного упыря и тех, кого можно счесть вампирами лишь потому, что они похожи на вампиров XVIII в.

Ученые исходят, как правило, из следующей аксиомы: если в современном деревенском фольклоре или фольклоре столетней давности нет информации об эпидемиях, значит, ее не было и раньше. Неужели австрийцы выдумали эпидемию? Или сербские крестьяне, которых они опрашивали, в дальнейшем отказались от веры в заразительность вампирского укуса?

Милица, героиня рапорта Глазера, колдуньей не была, «не верила в дьявольщину и не занималась ею», следовательно, не могла сама превратиться в вампира. Заразилась она, отведав у турок мясо двух овец, умерщвленных вампирами. Другая женщина Станно «однажды намазала себя кровью одного вампира и потому, сказывала, по смерти станет вампиром». Арнонд Паоле (протокол комиссии Флюкингера) уверял, что его мучил (кусал, душил?) один вампир из Госсова (турецкая Сербия). Жители Медведжи говорили, «что все, кого мучили и умертвили вампиры, сами должны стать вампирами», равно как и те, кто ел мясо животных, кровь которых сосал покойный Паоле.

Но почему-то в книгах и статьях по фольклору XIX–XX вв. случаев заражений мало, особенно по сравнению с художественными произведениями и кинофильмами о вампирах. Караджич, а вслед за ним Афанасьев пишут об инфекционном укусе вукодлака. В карпатском регионе младенец, вымазанный кровью человека, улегшегося спать не перекрестившись, становится опиром (упырем), но укус другого вампира тут совершенно ни при чем. А из всех разновидностей восточноевропейского кровососа способностью заражать свою жертву обладает только стржига.

Разрешение этой загадки может быть следующее. Ввиду запретов властей на эксгумацию трупов слухи об эпидемиях постепенно угасли. Для любой деревни важным событием, за которое тоже по головке не погладят, стало обезвреживание одного-единственного упыря. Его боялись и подозревали при жизни, ему приписывали посмертные визиты, с ним, наконец, расправлялись (да и то редко). Где уж там бороться с эпидемией! Об этом крестьяне старались не думать. Ведь тогда бы пришлось допустить, что кладбища переполнены вампирами.