И когда он приник поцелуем к ее шее, такая боль пронзила все ее тело, такая боль, какой она не ведала прежде, какой она не могла себе представить, и боль эта была белым огнем, от которого вскипела ее кровь, и боль эта была наслаждением, высоким и чистым. Боль-наслаждение, наслаждение болью – прежде Лизе-Лотта не поверила бы, что такое возможно – а теперь боль и наслаждение заполняли ее тело, ее душу, ее разум, вытеснив все прочее, лишнее, и все казалось теперь прочим и лишним, главным было это чувства, эта белая вспышка, длившаяся и длившаяся, становившаяся все сильнее, эта пульсация боли, этот экстаз наслаждения, уводивший ее все выше, и выше, и выше, с каждым ударом сердца… А сердце билось все быстрее, так быстро, что Лизе-Лотте казалось – она не выдержит сейчас, она уже не может дышать, она задыхается, но лучше было задохнуться, чем утратить этот белый огонь, эту радость, эту боль!
И она из последних сил цеплялась за плечи мужчины, приникшего к ее шее в долгом-долгом поцелуе.
Она отдавалась ему так, как не отдавалась никогда, никому.
Она хотела принадлежать ему полностью, она хотела, чтобы он не просто взял ее – а потом отпустил, как берут и отпускают мужчины… Она хотела, чтобы он взял ее навсегда, выбрал полностью, вычерпал до последней капли. Стать частью его, раствориться в нем, в этом белом огне…
Она хотела этого, она действительно этого хотела!
Он нужен был ей… С ним она позабыла все свои страхи… Он мог защитить ее по-настоящему, он мог избавить ее…
Избавить от жизни!
Да, да, да! Она хотела этого!
– Возьми меня… Возьми мою жизнь! – шептала Лизе-Лотта, пока граф пил ее кровь: сначала – большими жадными глотками, потом – медленно смакуя, потом – и вовсе по капле… Чтобы продлить удовольствие.
Он наслаждался. Наслаждался по-настоящему. Потому что впервые за столько лет женщина по-настоящему хотела его! Не завороженная голосом и взглядом вампира, не обманутая привлекательным человеческим обликом – нет, она действительно хотела его, хотела таким, каким он был на самом деле. Она сознательно отдавалась ему: не для любви – для смерти. И это давало ему такую радость, и будила в нем такие странные, чудесные, давно позабытые чувства.
Возможно, что-то такое он чувствовал, когда был еще человеком.
Это – нежность?
Нет, наверное, нет…
Это больше, чем нежность…
Ему хотелось выпить всю ее – до капли – тем более, что она сама предлагала ему себя.
Он слышал это не только в ее словах, но и в биении сердца.
Ее мысли текли сквозь его мысли.
Ее чувства сплетались с его чувствами.
Смертные не знают такого единения.
Это много больше, чем их жалкая, слабая любовь…
Граф заставил себя оторваться от горла Лизе-Лотты, когда почувствовал, что биение ее пульса стало угрожающе прерывистым и слабым, а в дыхании послышались тихие влажные хрипы.
Он все-таки был уже сыт – сыт кровью той девочки – а кровь Лизе-Лотты была для него чем-то вроде изысканного десерта.
Трудно оторваться, но контролировать себя он все-таки мог.
Облизнув с губ ее кровь, он заботливо посмотрел ей в лицо.
Она была так бледна, даже губы побелели, глаза закатились… Глубокий обморок, вызванный потерей крови. Деду-врачу придется повозиться, чтобы поднять ее на ноги. Серьезное испытание для его науки.
Из ранок на шее текла кровь. Сладостно-пьянящая кровь! Того, что еще текло в сосудах этого хрупкого тельца, хватило бы еще на несколько глотков… Прежде, чем остановится сердце… Но граф не хотел, чтобы Лизе-Лотта умерла.
Если он убьет ее сегодня, от дивного наслаждения останется лишь воспоминание.
Если же он позволит ей выжить… Позволит и поможет – без его помощи ей не выкарабкаться уже – тогда Лизе-Лотта еще хотя бы раз даст ему ту же радость. А может быть, много раз, если он усмирит свои аппетиты и не будет так жаден.
Граф широко провел языком по ранкам – и они затянулись в мгновение ока. Теперь они выглядели, будто два булавочных укола. Только кожа по краям побелела и разлохматилась.
Настоящий специалист по вампирам – такой, как Абрахам Стокер – сразу понял бы, в чем причина внезапного недомогания прелестной Лизе-Лотты!
Но в том-то и прелесть ситуации, что настоящих специалистов по вампирам здесь нет!
Они только мнят себя специалистами, но на самом деле – в глубине своих гнусных гнилых душонок – они не верят в вампиров… Они вообще ни во что не верят. Кроме как в свое превосходство над другими народами.
Мерзость, мерзость… Оскорбительно иметь таких существ – своими врагами! Еще оскорбительнее знать, что они не враги, а сторонники… Вроде как сторонники?
Граф с улыбкой любовался на Лизе-Лотту, обессилено приникшую к его груди. Теперь он познал ее… И это познание было глубже, чем у мужчины, овладевшего любимой женщиной. Глубже, чем у мужа, прожившего двадцать пять лет со своею женой в добром согласии. Нет, граф познал самую суть Лизе-Лотты!
Он видел ее такой, какая она есть на самом деле.