В очередной раз Димке повезло. В отличие от него, стоявшего столбом и хлопающего глазами, мальчик соображал поразительно быстро. Удивление лишь мельком скользнуло по его лицу, уже через мгновение сменившись непонятной бурной радостью.
Мальчишка молнией выскользнул из кровати, схватил Димку за руку и поволок за собой.
Димка нацелился под кровать, но мальчик остановил его. Он откинул тяжелый край огромного пуховика и без лишних объяснений швырнул Димку к себе в постель. Сам забрался следом, прихватив с полу пострадавшую книгу и уткнулся в нее, как ни в чем не бывало, предварительно как следует пнув ногой Димку, чтобы тот не вздумал ерзать.
Дверь отворилась практически в тот же момент.
Мальчик лежал, согнув ноги в коленях, давая Димке тем самым необходимое жизненное пространство, в котором тот расположился как мог, обвившись кольцом вокруг ступней своего спасителя и постаравшись быть как можно более маленьким и плоским.
Под пуховиком было невыносимо жарко, и абсолютно нечем было дышать. Димка вспотел моментально – должно быть, скорее от страха, чем от жары – и при этом не переставал мелко трястись, очень надеясь, что трясется только изнутри, а не снаружи.
Когда он услышал шум открываемой двери, то перестал дышать.
Совсем.
В комнату мальчика зашли. И судя по всему зашедших было несколько.
– У тебя все в порядке? – услышал Димка прямо у себя над ухом.
– Да, – удивленно ответил мальчик, – А что-то случилось?
– Ты не слышал шум?
Мальчик шевельнулся – видимо пожал плечами.
– Слышал – из окна. А что случилось?
– А из коридора? Может быть кто-то пробегал мимо? Может быть даже заглянул к тебе?
Мальчик вздрогнул как будто от испуга и голос его прозвучал жалобно:
– А кто… там бегает?
Несколько пар ног глухо топали по толстому ковру, устилающему пол комнаты мальчика, грохали дверцы шкафа, промялся пуховик у самого димкиного лица, когда чья-то рука оперлась на него – кто-то заглядывал под кровать.
Димка уже не трясся, перед его глазами плавали черные мушки, звуки уплывали куда-то далеко, сменяясь все усиливающимся звоном, стало хорошо, тепло и не страшно. Совсем не страшно, как будто все, что происходило в тот момент в комнате, ни мало его не касалось…
Глоток свежего сладкого воздуха.
Невыразимо приятный холод на лице и – уже не столь приятные – довольно увесистые пощечины.
– Ну, ты чего… – пробормотал Димка, морщась, жмурясь и выныривая, как из омута, из тошнотворной маслянистой темноты.
– Шепотом говори! – яростно прошипел мальчик.
– Хорошо, – прошептал Димка по-немецки, и добавил проникновенно, – Спасибо тебе!
– Не за что!
Димка выбрался из душных объятий пуховика, подошел к наглухо запертому окну, глянул мельком за занавеску, ударился взглядом в непроглядную тьму, в свое кривое, дрожащее отражение с совершенно безумными глазами.
– Не выглядывай, – попросил мальчик.
– Да… извини… Я только хотел посмотреть смогу ли протиснуться сквозь решетку.
– Не сможешь, – покачал головой мальчик, – Да и не нужно этого… Ты здорово по-немецки говоришь, только акцент дурацкий. Откуда ты?
– Из СССР.
– А-а. А я думал – ты поляк. Думал, у них там поляки одни…
– Нет. Там еще девчонка одна – тоже из СССР. А одна вообще из Франции. И чех есть. А поляков всего двое.
Мальчик удивленно хмыкнул.
– Целый интернационал! А первые две девчонки – польки были… Тебя как зовут-то?
– Дима.
– А меня Михель… Хотя на самом деле Мойше.
– Мойше?! – изумился Димка, – Еврей?!
Мальчик кивнул.
– Наполовину. У меня папа еврей… был. А мама – немка. Тоже была… А вообще мне кажется, что она на самом деле не моя мама…
Димка не нашелся, что ответить. Слишком растерялся от такого странного признания. И Мойше не спешил продолжать, сидел на краешке кровати, вцепившись пальцами в пуховик, смотрел в пол – сосредоточенно и хмуро.
– Как это? – пробормотал Димка, наконец, – Я не понял! Папа – не папа, мама – не мама. Что ты здесь делаешь? Что вообще происходит?
Мойше поднял на него глаза, посмотрел долго и пристально. Удивительные глаза были у этого, с виду совершенно благополучного мальчика, спящего в теплой постели, читающего на ночь книжки – еврейского ребенка, пользующегося невероятными привилегиями в набитом эсэсовцами замке! – запутанного, испуганного, очень одинокого маленького человечка. Беспомощного…
– И как тебе удалось сбежать? – вдруг удивился он, – Я думал все время, как отвлечь охранников, как открыть дверь, как вывести вас всех… Я нашел тайное место в развалинах и натаскал туда консервов… Там ты сможешь просидеть несколько дней, никуда не выходя, а потом…
Мойше замолчал, поморщился и потер ладошкой лоб.
– Что-то будет…
– Что здесь происходит? – снова спросил Димка.
– Сам не знаю, – вздохнул Мойше, – Никто мне ничего не рассказывает. Сижу в этой комнате, иногда дед разрешает мне выйти погулять в сад… разрешал. Уже несколько дней творится что-то странное. Прогулки запретили – и вообще из комнаты выходить… а самое главное, мама перестала заходить ко мне… Я думаю, ее уже больше нет… мамы… Уж очень странно все о ней говорят… Расспрашивают…