Ван Гог. Жизнь. Том 1. Том 2

Однако, как Винсент ни пытался, сделать из Тео свою точную копию он не смог. С годами они становились все меньше похожи внешне. У Тео было унаследованное от отца изящное телосложение и тонкие черты лица; Винсент с возрастом становился все более тучным, а черты его лица – более грубыми. Тео был блондином, а Винсент – огненно-рыжим. Оба брата обладали светлыми глазами, но взгляд Тео – скорее мечтательный, нежели пронзительный, как у Винсента. Кроме того, Тео не отличался крепким здоровьем. С ранних лет он, как и все дети Ван Гогов, за исключением Винсента, часто болел и, помимо ряда хронических заболеваний, постоянно страдал от простуды.

Но главное, что отличало братьев друг от друга, – это полное несходство характеров. В отличие от мрачного и недоверчивого Винсента Тео был жизнерадостным и общительным ребенком. По словам Лис, Винсент при людях дичился, а Тео, как и его отец, был сердечен и приветлив с самого рождения. Винсент все время пребывал в задумчивости, Тео же и в нелучшее для себя время бывал, по словам отца, «весел и доволен», а услышав пение птиц, мог «начать насвистывать вместе с ними». Благодаря своей миловидности и веселому нраву Тео легко вливался в любую компанию. Те же школьные товарищи, которые называли Винсента угрюмым и нелюдимым, вспоминали, что его младший брат (они звали его Тедом), напротив, был шаловливым и общительным. По отзыву служанки семьи Ван Гог, Винсент был странный, а Тео – нормальный.

Дома, в противоположность своему брату, Тео с готовностью подчинялся велениям Долга. «Вспомни свое детское правило: даже если нам что-то не нравится, мы все равно это сделаем», – писала мать шестнадцатилетнему Тео. Он быстро стал для своей матери незаменимым помощником, чьи преданные руки и на кухне, и в саду всегда были к ее услугам. «Мой ангелочек Тео», – называла его мать. На редкость чуткий и зависимый от мнения окружающих, он взял на себя роль миротворца в семье (через несколько десятилетий Винсент испытает пределы его терпения в этой роли). («Тебе не кажется, что мы должны [стараться] всем угодить?» – говорил Тео, выражая абсолютно несвойственное Винсенту мнение.) Дорус также отмечал эти уникальные черты характера своего тезки и с энтузиазмом развернул воспитательную кампанию, которую не прекращал до самой смерти. Бывало, он называл Тео «наша гордость и радость» и с любовью писал ему: «Ты для нас как весенний цветок».

Братская любовь не выдержала этого контраста. Покуда Винсент все глубже погружался в мрачное уединение, звезда Тео восходила на семейном небосклоне все выше и выше. («Дорогой Тео, – позже писала ему мать, – знай, что ты – наше самое ценное сокровище».) Чувствуя, что брат ускользает от него, Винсент старался заразить его своим недовольством родителями («То, что Па и Ма сказали [тебе] это, меня печалит, оскорбляет и страшно разочаровывает»). Всю оставшуюся жизнь он не оставлял попыток переманить Тео на свою сторону. Но его усилия были напрасны. Так они и препирались годами – задиристо, точно два школьника. («Это не я заносчивый, это ты заносчивый!», «Возьми свои слова назад!».) Разлад между братьями привлек внимание их отца. Он сделал сыновьям выговор, сравнив их с Иаковом и Исавом из библейской притчи о том, как младший брат присвоил себе первородство старшего.

Когда подростком Винсент начал совершать одинокие прогулки по окрестностям, прежние доверительные отношения между братьями изменились. Без спросу отправляясь в свои экспедиции, Винсент проходил мимо других детей Ван Гогов, «даже не здороваясь», – вспоминала одна из сестер. «Его братья и сестры были для него чужими, – вспоминала Лис. – Он сам себе был чужим… Дети понимали, куда он направляется, потому что в руках у него была бутылка и рыболовная сеть. И никому из них, даже Тео, не приходило в голову окликнуть его: „Можно мне с тобой?“».

Его детство прошло под знаком одиночества. «Моя юность была мрачной, холодной и пустой», – однажды напишет Винсент брату. Все больше отдаляясь от родителей, сестер, товарищей по школе и даже от Тео, он все чаще отправлялся искать утешения в природе. Частые отлучки из дому юного Винсента демонстрировали то, что Винсент тридцатилетний сформулирует в письме: «Я хочу очиститься, восстановить силы наедине с природой». Он начал читать произведения писателей-романтиков: Генриха Гейне, Людвига Уланда и бельгийца Хендрика Консианса. «Я… падал в пропасть горчайшего уныния… – писал Консианс в одном из любимых отрывков Винсента. – И вот я провел три месяца на вересковой пустоши… где душа, пред лицом непорочного творения Господа, сбрасывает с себя бремя условностей, забывает о мире и с вновь обретенной молодой силой вызволяет себя из его пут».