Ван Вэй Тикет (СИ)

На моей душе веселья тоже было грамма три, не больше. Но дуб не казался мне уродливым или убогим. Напротив, я видел, что он, в отличие от меня, стоит на своём месте. Я ещё не родился, он стоял. Я помру, он будет выситься. Хотя помирать я не собирался вообще. Прессу в сети почитаешь, вот-вот бессмертие изобретут. И настанет для живущих на этом свете вечная лафа. Дуб этот иссохнет, треснет и запрокинется, ломая в падении неудачливых соседей, а я буду жить. Созвездия поменяют рисунок на небе, и Полярная Звезда отползёт от полюса, и я увижу это, иногда вспоминая, как в школе меня учили определять по ней северное направление. Я даже улыбнулся, настолько внезапно мне стало хорошо. И тоскливое пребывание в ненавистном лагере вдруг показалось просто нудной секундой. Проживи её, и пред тобой распахнётся вечность, наполненная разными интересностями.

Если, конечно, меня не прибьёт кто-то злобный и сильный.

Снова вспомнилась тёмная туша, наблюдавшая из-за кустов за нашим прибытием. И тень, преграждавшая вчера дорогу в лагерь. Я не успел увидеть, кто отбрасывал тень, а Лёнька не заметил и самой тени. И это лохматое громадное существо в ночи. Два жёлтых нехороших глаза. Бессмертие не спасёт того, по чьей линии жизни хотят чиркнуть безжалостные когти.

Так ведь, дуб?

Но могучее дерево лишь шелестело мирно и убаюкивающее, навевая спокойствие. Оно словно взяло меня под свою защиту. И я подумал, как бы ни был страшен и велик тот зверь, что бродил неподалёку, в сравнении с лесным великаном он будет выглядеть ничем не примечательным карликом.

Привести бы сюда Лёньку. Что дуб скажет ему?

И приведу! Я ведь и выискивал этот дуб, чтобы показать его Лёньке. Чтобы доказать, мол, не одному тебе лес интересен. Гляди-ка, и я могу тут кое-что необычное отыскать.

Дуб шелестел, словно приветствовал мои мысли. Словно радовался, что рядом с ним нормальный парень оказался в кои-то веки. А то всё князей заносит -- больных, чахоточных и переполненных извращёнными печальными рассуждалками.

Нет, мы с дубом не такие!

Сквозь листву пробивались лучи солнца, сумевшего разогнать грустную пелену туч. Я чувствовал очарование лета. И пусть мне грустно без Лёньки и невероятно -- непередаваемо!!! -- тоскливо без сети, но в то же время именно здесь и сейчас я чувствовал какое-то покалывающее счастье, словно каждый добравшийся до меня луч хоть на миллиграмм, но улучшал настроение.

Я вспоминал лучшие моменты жизни. Я вспоминал день рождения, когда утром у кровати меня ждал смешной жёлтый пластмассовый паровоз с двумя вагонами: красным и синим. Вернее, это сейчас он вспоминался с улыбкой -- примитивное пластмассовое литьё, схожее с кубиками на колёсах. Но в тот день не было мне лучшего подарка в мире. Я заливисто хохотал от восторга и ловил приветливую улыбку мамы и смеющиеся глаза отца.

Как мало тогда было нужно для счастья.

Впрочем, много ли нужно мне сейчас? Я не прошу сокровищ Монтесумы. Просто верните мне доступ к Интернету. В начале года я читал, что американским школьникам заплатят, если они проведут лето без гаджетов. А сейчас я сам готов заплатить всё, чем богат, только бы вместо растерянного динозаврика возник экран поисковика или окно для ввода пароля в мою он-лайн игрушку.

Дуб шелестел, будто посмеивался. Он стоял здесь, когда ещё не было всемирной паутины. И будет выситься, когда её спишут в утиль, заменив чем-то более удобным.

Я вдруг вспомнил, как несколько лет назад с отцом мы шли по берегу реки. Тогда меня захватывали пробки. Я собирал коллекцию из тех, где отпечатали рисунок. Отец вёл меня куда-то, хитро подмигивая, а потом крутой склон берега вдруг раздвинулся, и в выемке той сверкал чуть ли не миллион бутылочных крышек, скопившихся здесь с незапамятных времён.

Ликование кладоискателей, нарывших золотые россыпи, бледнело перед моим победным кличем, когда я нёсся к открывшимся сокровищам. Давным-давно с той поры я уже раздал пробки тем, кто продолжал их ценить, холить и лелеять. Пробки перестали меня греть. Но тот особенный день, когда мне подарили доступ к немереному богатству, согревал воспоминанием.

Как отец разыскал те россыпи? Почему привёл меня туда? Ведь ему пробки должны казаться обычным мусором. Быть может, даже опасным. Споткнись я тогда и распори руку о зубчатые края, тронутые ржавчиной...

Вдруг совершенно некстати вспомнился молоток. И настроение разом испортилось.

"Надо, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтобы на всех она отражалась и чтобы все они жили со мной вместе", -- в мозгу шебаршилась фраза, переписанная из толстенного тома "Войны и мира" в школьное сочинение. Признаюсь откровенно, я не разделял чаяния князя. Я не хотел, чтобы со мной вместе жили все. Я хотел, чтобы рядом находились лишь свои люди. К примеру, здесь, в лагере, мне достаточно Лёньки.

-- Шишки ищешь? -- я вздрогнул от голоса.

Но от неожиданности, а не от испуга. Голос-то знакомый. Но, к величайшему сожалению, не Лёнькин. Многое бы я отдал, окажись здесь сейчас Лёнька.

Оставалось повернуться и узреть Жорыча во всей красе.