– Ед-диносущную Т-троицу? П-признаю, – несколько заикаясь после трех литров сушняка, тут же заверил Александр, после чего размашисто перекрестился на потолок. Хоть что-то… за полным отсутствием в доме иконок. Нет, распятие все же где-то в коридоре висело…
– Вот и славно, – мажордом явно обрадовался. – Признаться, не ожидал такого от вар… Прошу извинить – вырвалось нелепое слово. Тебя зовут Александр, ведь так?
– Так.
– Ты из народа рус?
– Угадал, красноречивый!
– Хочу спросить, из чистого любопытства, русы – они кто? В смысле к какому большому народу относятся. Вот, к примеру, силинги и асдинги – вандалы, а все вандалы – германцы…
– А мы – русские, – скромно признался Сашка. – Славяне, в общем.
– Склавины?! О! Я слышал об этом славном народе. Тоже хотите стать федератами?
– Сам ты педе… федераст то есть, – поднимаясь с ложа, обиженно воскликнул молодой человек. – Ты сказал, меня хозяйка искала? Ну, эта, матрена…
– О да, да, матрона.
– Ну так веди! Чего рылом щелкаешь?
Управитель пожал плечами:
– Пошли… Только это… сперва переодеться надо и вымыться, а то несет от тебя, извини, как от горного козла!
– А я б на тебя б посмотрел… потаскал бы носилки!
Бромелий лишь улыбался и гадостей больше не говорил, наоборот, прямо лучился любезностью: даже простынку подал, после того как Сашка вылез из бассейна. И две туники – голубую, нижнюю и широкую, длинную, верхнюю, ядовито-желтого цвета, лютиками, что ли, красили или какими-нибудь там кувшинками. Вот в таком вот виде чистый и вымытый Александр и отправился в гости к почтенной матроне: по цветовой гамме сразу и не поймешь – то ли милиционер, то ли националист-украинец.
Шли недолго, покои хозяйки располагались на втором этаже, сразу над бассейном, огромные, как детский сад – в чем, в чем, а в квадратных метрах здешние сектанты себя не ущемляли, Сашка это давно уж приметил.
Куда делся мажордом – черт его знает? Вот только что был, что-то негромко говорил, кланялся – и вдруг как провалился! Исчез беззвучно и бесследно. Ну и ладно, не больно-то он здесь и нужен.
Феодосия возлежала на широком, устланном разноцветными покрывалами ложе, как какая-нибудь одалиска, Олимпия со скандально известной картины Эдуарда Мане, только Олимпия была голая, а матрона – одетая… в какую-то полупрозрачную хламиду с тонким золоченым поясом. Такие же тонкие, золоченые ремни от сандалий высоко оплетали икры стройных хозяйских ножек. Под хламидой явственно вырисовывалась грудь, довольно большая и, должно быть, упругая, с небольшими сосочками… которые так и хотелось поцеловать со всем жаром, а потом долго-долго ласкать языком.
Наверное, желание сие настолько явственно обозначилось на лице Александра, что женщина вдруг рассмеялась, ничуть не обескураженно и вовсе даже не зло, наоборот… жеманно, что ли…
– Я видела, как ты бился, Рус! Славно! Ты такой крепкий, красивый… не стой же, садись вот сюда, рядом.
Ну, ясно, чего дамочка хочет – вполне.
Взглянув Феодосии прямо в глаза, молодой человек протянул руку, оголив женщине плечо… погладил, притянул к себе…
– Меня зовут Александр, милая…
Матрона припала к нему с такой страстью, что казалось, будто взорвалось небо – а это всего лишь был затяжной поцелуй. Пока еще поцелуй…
– Ах, как ты целуешься… Варвар! Настоящий варвар! – вырвавшиеся из уст Феодосии слова выражали явное восхищение и ожидание чего-то большего, чего-то того, что вот-вот – сейчас – должно было меж ними случиться. Что это случится – знали, нет, скорее – чувствовали – оба… и сознательно оттягивали момент… чтоб он был еще слаще!
– Ты… ты… – срывая с гостя тунику, шептала женщина. – Ты должен быть почтителен ко мне, помни!
– О, госпожа моя! – лаская рукой упругую грудь, Сашка от волнения перешел на русский. – Мы к вам, Матрена Ивановна, со всем нашим уважением… Как скажете! Хотите – сначала вина попьем… или сразу приступим к делу? То есть я хотел сказать – к телу… Черт возьми! Какое у тебя шикарное тело, Матрена! Тьфу… Феодосия… Ммм… Как ты красива… как обворожительно красива… Умх!
Обнаженная женщина стонала, закатывая глаза, отдаваясь новому варвару с такой непреходящей страстью, что бывает, наверное, лишь у нимфоманок. Александр тоже не скрывал своего наслаждения, это волшебное чувство, наступающее от осознания прикосновения к влекущей шелковистости кожи, от прикосновения к большой и упругой груди, от поцелуев, жарких, как знойный ветер пустыни.
Эта женщина, Феодосия, была неистовой, как океан, океан любви, океан колдовских грез и самых необузданных фантазий. Казалось, в эту ночь любовники проделали друг с другом все, что только могли проделать, но и этого матроне оказалось мало…
– Ты только не спи, Александр, только не спи!
– Ага, заснешь тут с тобою…
– О, друг мой… Как мне с тобой хорошо!
– Да и мне с тобой тоже неплохо… Ну, иди ж ко мне – поцелую…
Вот это любовница! Просто неистощимый фонтан, кладезь…
– Подожди… Мы еще с тобой кое-что попробуем… Халина, Карина!