Вандалы — оклеветанный народ

Из-за неясностей, существующих даже в вопросе происхождения самого этнонима «вандалы», мы не намерены вдаваться в широко распространенную дискуссию вокруг связанного с ним другого вопроса. А именно — какие называемые в том или ином случае в связи и наряду с вандалами и местами проживания вандалов античными историками и географами племена — гарии, гельвеконы, манимы, элисии или наганарвалы — должны и могут рассматриваться в качестве постоянного ядра племенного союза, получившего уже в исторические времена (наступившие с началом его вступления в конфронтацию с античным, грекоримским миром) название вандалов. А вот историческую судьбу силингов и асдингов мы можем, на основании точно установленных данных и дат, проследить на протяжении семи веков, начиная с последних лет II в. до Р.Х. и культурного расцвета в позднеримскую, императорскую эпоху, и кончая дальним, великим походом вандалов из Паннонии, нынешней Венгрии, через Галлию, современную Францию, в Испанию и, наконец, в Африку. Народ с судьбой, не имеющей себе равных, причем не только в Европе, но, пожалуй, на всем земном шаре… Сравнить этот дальний поход вандалов можно разве что с подвигом мальгашей-малагасийцев, отважно переплывших на утлых челноках через Индийский океан из Индонезии на африканский остров Мадагаскар. Или с подвигом полинезийцев, на столь же утлых челноках осмелившихся расселиться по бесчисленным островам Тихого океана.

Когда историки времен прошедших брались за изучение житья-бытья племен древних германцев, они обычно начинали с трудов Тацита, автора поистине бесценного трактата «Германия», в котором предки современных немцев, австрийцев и прочих народов германской ветви большой индоевропейской языковой семьи были описаны в весьма доброжелательном и уважительном тоне. Порой они не знали, чему больше радоваться — изображению германцев в столь привлекательном свете или же блестящему, отточенному латинскому языку — если не классической «золотой», то, во всяком случае, не менее изысканной постклассической «серебряной» латыни — писавшего о германцах маститого римского автора.

Попробуем и мы, в приливе несколько сентиментальной тоски, приглядеться к вандалам, проделавшим весьма долгий путь от устья Виадра-Одера до Сарматских гор (современных Карпат), и оказавшим нам при этом любезность, сделав на своем долгом пути продолжительную остановку на территории современной Силезии. И, если целые поколения исследователей занимались их предысторией и ранней историей, изучением развития их языка, их найденных археологами при обнаружении, в ходе раскопок, артефактов и всего прочего, что с этим связано, с достаточной степенью добросовестности и серьезности (в чем мы нисколько не сомневаемся), то вандалы при этом дали области, на территории которой сделали эту остановку, ее название.

Еще в 1960 г. в объемистом труде, изданном в ФРГ — западной части еще не воссоединившейся тогда Германии — и посвященном Силезии, можно было прочитать: «Силезский ландшафт — не природный, но политический… Он появляется в десятом веке из мрака предыстории, безымянный, покрытый громадными лесами, слабо населенный в низменности Одера, бывшей области расселения германцев-вандалов, славянскими племенами» (Вольфганг фон Эйхгорн).

Австрийцы, под властью которых Силезия пережила самый счастливый период своей истории, в позапрошлом столетии подошли к проблеме этого густого мрака и тумана с большей долей прозорливости и фантазии: «Над широкой, плодородной долиной Одера резко возносится ввысь пирамида горы Цобтенберг. Видная издалека, она, собственно говоря, может считаться символом Силезии. С ней связано и само название «Силезия». В древних источниках эта гора называется Цленс (по-польски: Шлежа или Селенжа. — В. А.), текущая вдоль его восточной подошвы река Лоэ-Цленца (по-польски — Шлёнза. — В. А.) — Силезской рекой, а вся область — Силезским краем (гау). Те, кто называл гору Цобтенберг Шлёнз, были носителями славянского языка, принадлежавшими к великому племени лехов. Для них громадная гора была одновременно местом поклонения языческим богам».

В таких выражениях силезский историк доктор Кольмар Грюнгаген пытался объяснить происхождение названия Силезия. Однако и он не смог сообщить нам более подробных сведений о древнейшей истории Силезии, ибо: в Бреслауском (по-польски: Вроцлавском. — В. А.) музее стоят рядами тысячи черных погребальных урн, громоздятся оружие, домашняя утварь, всевозможные украшения. Нельзя назвать эти предметы совсем уж бессловесными, они в определенной мере могут рассматриваться как важные свидетельства с точки зрения изучения истории культуры человечества; однако они ничего не сообщают нам о специфической истории этой страны. Все первое тысячелетие Христианской эры является для нашей Силезии эпохой безмолвия…».