Вандалы — оклеветанный народ

Так, когда в годы Первой мировой войны германская артиллерия нанесла сильные повреждения Реймсскому кафедральному собору, патриарх французской литературы Ромен Роллан, считавшийся честью и совестью своей нации, через линию фронта, беспощадно рассекшую тело, как казалось еще совсем недавно, единой Европы, призвал Гергарта Гауптмана, патриарха литературы немецкой, возвысить свой голос в защиту общего европейского культурного наследия. Гергарт Гауптман, и в его лице — германская нация, пожалуй, одержал над своим французским собратом по перу и представляемой тем французской нацией, своеобразную моральную победу, подчеркнув в своей ответной телеграмме, что растерзанная на этой великой войне грудь собрата по человечеству вызывает у него большее сожаление, чем разрушенный каменный фасад.

Так что аббат Грегуар мыслил и вел себя не иначе, чем впоследствии — Ромен Роллан или же парижане, простившие прусскому фельдмаршалу Гебгарту Леберехту фон Блюхеру в 1815 г. его победы над французами, но не его манеру спать прямо в сапожищах на монаршей кровати во дворце Сен-Клу. А позднее, в 1871 г. горько оплакивавшие не столько разгром своей Второй империи пруссаками и прочими примкнувшими к пруссакам, немцами, сколько разрушение по приказу Парижской Коммуны установленной в честь побед Наполеона I Вандомской колонны (типичный пример вандализма).

Как бы то ни было, из вышесказанного можно сделать два вывода.

Во-первых, вандализм не представлялся изобретшему это понятие аббату Грегуару образом действий, свойственным исключительно германцам.

Во-вторых, в его представлении вандализм характеризовался особой, ярко выраженной бессмысленностью, фанатичным духом разрушения ради разрушения, непостижимыми для нормального человека действиями, совершаемыми только ради того, чтобы быть совершенными, и напоминать всему миру о том, кто их совершил.

Но, коль скоро это так, аббат приписывал вандалам весьма современный образ мыслей и модель поведения, возможные лишь в развитом обществе, обеспечивающем своим членам все необходимое для жизни. Даже если предположить, что так называемый «вандализм» обретает хоть какой-то смысл благодаря тому, что, разрушая каменные свидетельства культуры или мировоззрения, исповедующие его «вандалы» стремятся разрушить саму эту культуру и само это мировоззрение, подобная модель поведения была, вне всякого сомнения, чужда «варварским» племенам, мигрировавшим на территорию позднеантичной Римской «мировой» империи в пору Великого переселения народов, постоянно кочующим в поисках пищи и мест, пригодных для поселения. По мнению французского историка Эмиля Феликса Готье, проведшего значительную часть своей жизни на Мадагаскаре и в Алжире (тогдашних колониях Франции), достигнуть подобной «степени систематической глупости» (вандализма) могут лишь культурные люди, поскольку варвары предпочитают предаваться более доходным и прибыльным занятиям (говоря по-простому — грабить, вместо того, чтобы тратить время и силы на разрушение памятников чужой материальной культуры, особенно — монументальных). И вряд ли настоящий варвар стал бы восхищаться тем,

Как будут весело дробить обломки статуй

И складывать костры из бесконечных книг…,

в отличие от «утонченного» эстета-декадента Брюсова, напялившего маску варвара для эпатажа столь же «утонченной» публики.

Следует заметить, что в давно уже ставшем достоянием прошлого французском Алжире проживало в свое время немало выдающихся знатоков вандальской истории и культуры. Они обладали счастливым сочетанием знания городской и сельской местности Северной Африки, туземных народов области Атласских гор и классического европейского образования. Благодаря их усилиям, изысканиям и открытиям был придан новый импульс вандалистике, пережившей настоящий расцвет, позволивший преодолеть в умах укоренившееся в них с античных времен представление о коренной противоположности, антитезе между античностью и варварством, средиземноморской культурой и германцами. Занимавший, так сказать, в силу чисто географических (но и иных) причин, промежуточное положение между французами и немцами, бельгийский ученый Жан Декарро сделал как-то очень меткое и мудрое замечание: «Каждый всегда варвар для кого-то». Всякая цивилизация, варварская или культурная, основанная на силе военной аристократии или созданная духовной элитой, внесла свой, уникальный, вклад в идейное богатство всего человечества.