Ванечка и цветы чертополоха

Помощь товарищей ограничивалась помещением гроба с телом в ритуальный микроавтобус. Крышку только чуть наживили, чтобы можно было в деревне проститься с убиенным. Палашов и Марья Антоновна на «девятке» показывали дорогу водителю катафалка. Дорога тянулась неровная, недолгая и последняя.

Его везли домой к часу дня. Когда подъехали, возле дома собралось много народу. Гроб вытащили из микроавтобуса и водрузили на две табуретки под берёзками. Пусть постоит возле дома в последний раз, простится. Кладбище рядом — водителя отпустили.

Из Ванечкиного дома вышла Мила. При виде неё в Палашове всколыхнулись тысячи колокольчиков, которые тут же и умолкли — выглядела она плохо. Ему с трудом удавалось отвести от неё взгляд. Она была настолько бледна, что казалось, вот-вот отделится от собственных траурных одежд и станет призраком. Она обняла Марью Антоновну. В то время как Палашов заставлял себя отвести глаза, девушка на него даже не взглянула, даже не поздоровалась. За ней по пятам следовал парень, который обнял безутешную мать сразу после неё. Мила глядела на бордовый с рюшами гроб. Марья Антоновна обернулась, нашла глазами следователя и сказала, взяв парня под руку:

— Вот он, Паша Круглов.

Смуглый, черноволосый, с почти чёрными, некрупными, но выразительными глазами, с тусклой отметиной на правой скуле, плотный и жилистый, он весь был наполнен бурлящей энергией. Казалось, он вот-вот взорвётся. Но избыток энергии этой выливался через лихорадочно блестящие глаза, таким образом предотвращая страшную развязку. Настолько энергичными бывают лишь некоторые дети. И эта недюжинная внутренняя сила пробивалась наружу в каждом его движении. Вспомнилось из Рождественского:

Есть на свете

такие парни –

дышит громко,

смеётся громко,

любит громко

и шепчет

громко!

Есть на свете такие парни…

Есть на свете

такие, парни!

К жизни

он припадает губами,

Пьет её.

И напиться не хочет…

Точнее не скажешь.

Наперекор правилам этикета Пашка первый протянул Палашову руку и, когда тот, не задумываясь, ответил на этот жест, крепко пожал горячей шершавой мозолистой ладонью, которая как бы говорила: «Возлагаю на вас большие надежды!» Впрочем, это возложение было взаимным.

Безотчётно этот парень сразу понравился следователю, как нравился ему любой заявляющий о себе в мир ребёнок, как вызывал симпатию каждый простой, честный и работящий мужик. Конечно, у Пашки Круглова были заморочки, но настолько личные, что, чтобы познать их, надо было свести очень близкое знакомство.

— Я хотел бы поговорить с тобой после похорон, — заявил следователь, едва они разжали руки.

— Сам жду этого разговора — не могу уложить происшедшее в голове. Просто несуразность какая-то. Бредовый сон. Я узнал всё от Милки, пытал её утром, сразу, как увидел, и то, что услышал… В общем, бред какой-то!

— Увы! Этот бред нашёл себе место в реальности.

Палашов отошёл чуть в сторону, чтобы не мешать односельчанам выразить соболезнования Марье Антоновне. Глаза его зорко шныряли и ощупывали всех подходящих и проходящих людей.

Конечно, здесь суетилась Евдокия Вениаминовна. Она шуганула подбежавшего было Дымка. Мялся и неловко топтался понурый Глухов Захар Платонович, пряча ссаженные об сына руки. Супруга его время от времени отрывала от земли очи и прожигала кого-нибудь взглядом. Сколь легче было бы отсидеться дома, но они пришли проститься с мальчиком. Хотя вдали они чувствовали бы себя равно тяжело.

Через пятнадцать минут решили перенести гроб на кладбище и там открыть для прощания. Шесть мужчин подняли его на плечи и неспешно понесли через дорогу в обход сарая. Липы навстречу им трепетали листвою. Пашка и Палашов подхватили табуреты и последовали за процессией.

Евдокия Вениаминовна принялась выть, и Палашов заметил, как Мила испуганно обернулась на неё. Ещё две женщины последовали Дусиному примеру.

«Касатик ты наш, на кого ж ты нас покинул…»

Люди, одетые в тёмные и чёрные одежды, ручейком потекли на кладбище. В руках и на груди у них пестрели цветы: белые и бордовые астры, розовые гладиолусы, красные гвоздики. Палашов тоже был в тёмно-серой рубашке и чёрных брюках. Пашку обтягивали чёрная рубашка и серые джинсы.

«Уместно было бы положить Ваньке в гроб веточку, или даже букет, чертополоха, — подумал следователь. — Только он, кажется, уже отцвёл. Как и сам Ванька. — Тут он увидел в руках Милы охапку кроваво-красных роз. — А вот и замена».

Под могучими липами, недалеко от дороги, был расчищен кладбищенский бурьян, и в центре площадки ровным прямоугольником зияла новая Ваничкина колыбель, а рядом рыжей глинистой горкой дожидалось одеяло.

Табуреты приладили перед могилой и установили на них гроб. Люди довольно тесным полукругом обступали его. Чуть поодаль Палашов заметил низко склонившего голову Ваську Леонова с отцом. На Пашкином лице читалась напряжённая работа ума.

Один из мужчин бережно вскрыл гроб, и, когда крышку сняли, над головами пролетел всеобщий вздох. Казалось, даже сами липы вздохнули. Другой мужчина держал в руках молоток и гвозди.