Ванечка и цветы чертополоха

Навстречу просеменил пресловутый Дымок. Он едва повернул к нему серую морду и направился в сторону домишки, откуда высовывалась опухшая баба. Следом за домишкой стоял дом Вани Себрова. Палашов временно обошёл его вниманием и продолжал обход. Стучался он в дом Василия Леонова — никто не открыл. Правда, на секунду ему показалось, будто в окне шевельнулась занавеска. «Всё равно никуда вы от меня не денетесь, голубчики, — ухмыльнулся про себя следователь. — До чего наивный народ!» Палашов повернулся спиной к серому кирпичному дому и сделал вид, что уходит как ни в чём не бывало. Через полминуты он резко обернулся и отчётливо на этот раз увидел, что голубая занавеска качается. «Храбрецы какие! Ну-ну». Евгений Фёдорович медленно развернулся и отправился восвояси. В соседнем дворе кто-то отчаянно бил молотком. Дом Дарьи Журавлёвой был нежно-розового цвета, в палисаднике теснились разноцветные астры. «И отсюда все смылись!» — мысленно предвосхищал тщетные попытки кого-нибудь обнаружить следователь. Что ж, все разбежались, как крысы с тонущего корабля! Зачем Глухову покрывать весь этот молодняк? Они ведь почти ничего не сделали в отличие от него. Видимо, он что-то пытается скрыть, что-то, чего знают ребята.

Да, в доме Дарьи Журавлёвой, действительно, никого не оказалось. Также, как и в доме Алексея Рысева. Кажется, он опоздал. Девчонка права: все, кто хотел, успели уехать. Придётся теперь вызывать их на допрос, Дымова высылать в командировку по месту их жительства. Главное — чтобы он ребятню не перепугал. Они ведь всё-таки не преступники, а так, дурачки малолетние. Посмотрим, как дела будут обстоять.

«Зайду к потерпевшей», — решил Палашов и пустился в обратный путь.

Недолгое пристанище Вани было небольшим из красного кирпича домиком под старым серым шифером. С улицы его огораживал старый облезлый штакетник. Домик стоял напротив погоста, но старенький сараюшка, тропинка и дорога перед высоченными кладбищенскими липами отделяли его от тихого пристанища мертвецов. «Раньше я жил напротив кладбища, а теперь буду жить напротив своего дома⁶, — перефразировал в мыслях анекдот Палашов. — Ни жизнь, ни смерть не щадят нас!»

Перед домом не росли цветы. Только в дальнем левом углу виднелся один забытый необрезанный куст пеона. Остальное пространство занимали маленькие ягодные кустики, пара берёз и куцый куст сирени. Возле терраски стояла небольшая скамейка без спинки, сооружённая из двух чурбаков и доски. Притом чурбаки были очень толстые и не торчали из земли, а лежали на боку и встречали круглыми спилами входящего в калитку. Это единственное новшество, замеченное следователем здесь. Остальное всё производило впечатление не тронутого современностью жилья древней старухи. За углом к двери терраски вели четыре ступеньки. Вообще, домик стоял высоко на каменном фундаменте и смотрелся живописно.

Палашов поднялся по стареньким, но крепким ступеням и постучал. Дверь сама тихонечко отворилась, приглашая гостя зайти. Он не стал теряться и уверенно вошёл. На терраске, с уличной стороны сплошь состоящей из оконной решётки, занавешенной тюлем, стоял стол, на нём шесть вёдер с водой. У окна напротив входа — диванчик под выцветшим покрывалом. Справа старый коричневый шкаф занял место почти до двери в дом. На терраске не было ни души. Одна только тень накрыла собой все предметы. Коричневая дверь пока скрывала от глаз гостя убранство дома. Палашов потянул её, и она медленно, шурша старинной утеплительной дерматиновой, а, может быть, даже кожаной обивкой, поползла на него.

Первое, что он заметил, были почему-то механические часы с кукушкой. Они висели над столом. Слева, сразу возле входа пристроился рукомойник, а над ним, очевидно, зеркало пряталось за чёрной пеленой. Прямо после рукомойника, кухонных столов, газовой плиты притаился чулан за занавесками. Сразу от него растянулась большущая русская печь, занявшая добрую четверть комнаты. Справа от входа на полу стояло блюдечко с молоком, а рядом — ещё одно пустое блюдце. Под часами у правой стены расположился стол под клеёнчатой скатертью. За ним-то и сидела неподвижно женщина, покрытая чёрным платком, в чёрном платье и сером переднике. Она устроилась на стуле между столом и проходом во вторую комнату спиной к стене. Лицо её было безразлично и бледно.

— Здравствуйте, хозяйка! — вывел её из оцепенения Палашов. Его голос как будто прогремел в этой молчаливой, наполненной громким тиканьем часов и вселенским горем комнате.

Женщина кивнула и указала рукой на стул, находившийся через угол стола от неё и спинкой к входу. Ни одна черта лица не шевельнулась ни в улыбке, ни в горести. Хозяйка была холодна, как сама смерть. Смерть прилипла к лицу несчастной своей гримасой. Палашов подошёл и сел рядом. Он не боялся смерти — уже очень хорошо был знаком с ней.

— Вы сможете поговорить со мной?

— Да, — ответила она совершенно безжизненно.

— Представлюсь. Следователь Евгений Фёдорович Палашов. Я хотел бы спросить, Марья Антоновна, что вы знаете о происшедшем?