Читаем Ванга полностью

Сам Кашпировский высказывается о Ванге с большим почтением, видимо, тоже не причисляя её к вышеперечисленным категориям людей: «Ванга для меня уникальная личность, на десять, на сто голов выше любого “предсказателя” и “провидца” из стремительно нарастающей толпы желающих повторить её. Никого из них сравнивать с ней нельзя. Справедливости ради должен отметить, что в отношении Ванги существуют два феномена — феномен самой Ванги и феномен огромного количества людей, любящих, почитающих и боготворящих её. Разъединять эти два феномена невозможно. Они взаимно друга друга рождали, создавали и продолжают создавать до сих пор. Помню её сухие и горячие руки. Точно такие же, как и у меня. Подобных больше не встречал ни у кого. Незримый контакт и взаимная человеческая симпатия возникли у нас с нею с первых же слбв. Сразу же почувствовал её очень близким человеком, как только переступил порог. Говорить с ней было легко, без всякого напряжения».

Встречу Кашпировского с Вангой в Болгарии организовывал журналист Анго Боянов. Буквально на следующий год после знаменательного визита он написал книгу, которую назвал «Глазами Бога». По горячим следам журналист сразу решил ознакомить читателей с подробностями встречи. В предисловии Боянов сравнивает судьбы своих героев, приходя к выводу о том, что они потрясающе схожи (при внимательном чтении параллели находятся едва ли, но автора это не смущает). Журналист признает, что организовать встречу с Вангой было крайне сложно. Изначально задумывалось снять об этом событии целый фильм, но провидица категорически запретила снимать. Посредником между ней и Бояновым выступала племянница Красимира. «Никаких фильмов, — сказала Ванга во время телефонного разговора со своей племянницей. — Ты ведь знаешь, я не люблю сенсаций. Пусть Кашпировский приходит в гости, чтобы просто поговорить».

Прилетал Кашпировский в Софию в середине декабря, далее у него планировалось четыре сеанса в столице, а потом поездка в Рупите. Боянов приводит беседу Кашпировского чуть не дословно, так как, из-за запрета снимать фильм, всё записывал в блокнот. Сам Кашпировский признавал, что книга на русский язык переведена не очень хорошо, отчего некоторые пассажи трактуются людьми не совсем верно. «Тем более что, касаясь нашей встречи с Вангой, некоторые “доброжелатели” уже не раз позволяли себе в прессе и по телевидению сообщать неправду, вкладывая в уста Ванги слова, которые она обо мне никогда не произносила».

Из беседы Ванги с Кашпировским:

— Что ты предсказываешь? — например, спросила провидица, хотя, надо отдать должное, Кашпировский ничего никому никогда не предсказывал.

— Предсказывать — это не моё дело, — честно признался он Ванге.

— Анатолий, когда ты почувствовал, что сможешь лечить так много людей?

— Не знаю.

— Твои глаза, как четыре. Ты лечишь ими.

— Есть три вида глаз, — Кашпировский гнёт свою линию, — которые видят и которые страдают, а ещё которые завидуют, — избегая обсуждать свои собственные.

— Скажи мне, как ты лечишь? — поинтересовалась Ванга.

— Без операций.

— Куда уходит боль?

— Не знаю.

— Она уходит? (напористо)

— Считаю, что она разрушается.

— Умертвляется. Ты умертвляешь боль. Она остаётся внутри, но она мертва, — объяснила Ванга Кашпировскому.

— Почему люди сходят с ума?

— По своей анатомии, — ответил Кашпировский, психиатр с огромным стажем работы, который мог бы просветить Вангу по этому вопросу, но она имела своё объяснение:

— От напряжения.

В беседе Ванга признает, что устала от людей, от того, что ей каждый день приходится принимать посетителей. Кашпировский ответил:

— Я тоже устал. Самая страшная усталость идёт от людей.

— Почему не откажешься? — спросила Ванга, хотя и сама призналась только что в усталости от людей...

Жени Костадинова пишет, что Ванга «приняла его любезно, но сдержанно, а он, ошеломлённый её даром, не знал, о чём прежде всего её спросить». Сложно себе представить Кашпировского ошеломлённым, но как бы ни было, эта встреча также вошла в анналы истории, как остальные встречи с известными людьми — с массой оговорок, разночтений и интерпретаций.

* * *
Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии