Ваниль и карамель

Ладони открылись, и кен потек наружу. Туда, где истрескавшаяся, голодная жила уже ждала. Она поглощала его жадно, шипя и требуя еще. Я буквально чувствовала ее перекошенный от неожиданного удовольствия рот. Конечно же, у жил не бывает рта, но если бы был, то выглядел бы так, как я его себе представила — сумасшедший оскал голодного животного, которому дали пищу. И вот оно хватает еду без разбора, чавкает и глотает, не пережевывая.

Правда, кен жевать не надо…

Голова закружилась, во рту пересохло, и Барт осторожно отнял мою ладонь от живота ясновидца. Я открыла глаза и встретилась с глазами юноши…

Молчит. Смотрит на меня недоуменно, настороженно. И вроде как нужно бояться меня, но не боится. Я в нем. Буквально чувствую, как больная жила оживает, как затягиваются раны и разглаживаются рубцы. Как свет поднимается вверх — к груди, а от нее к подбородку и окутывает голову сиянием.

— Ты… кто? — шепчет он, и я улыбаюсь. Слезы все так же текут, теперь уже больше, что я едва различаю черты его лица. Все как в тумане, и мне… хорошо.

— Полина, пророчица скади, — говорю, но он не верит. Качает головой и обращается к Барту:

— Так не бывает.

— Все когда-нибудь бывает впервые, — улыбается он, и счастье наполняет меня так же, как только что наполнилась жила ясновидца.

Я столько лет страдала от осознания собственной сущности, а теперь поняла, что на самом деле означает быть сольвейгом.

— Иди, — покровительственно велел Барт ясновидцу. — Иди с миром. Дэн проводит тебя домой.

Юноша прищурился, подался вперед. Леша с Кшиштофом больше не удерживали, и он оказался лицом к лицу с Бартом.

— Ты ведь знаешь, верно? Знаешь, что с тобой будет?

Барт кивнул, но ничего не ответил.

— Но… зачем?!

— У каждого свой путь, — спокойно произнес вождь сольвейгов и поднялся. — Это — мой.

— А ты… — Ясновидец перевел взгляд на меня и улыбнулся. — Тебе раскрасят руку. Совсем скоро.

— Необязательно, — буркнул Барт и поднял меня тоже.

Мы вышли из палатки. Свет ослепил. Солнце сверкало, разливая по небу тепло. Оно стекало оттуда, падало нам на плечи и впитывалось в кожу. Тепло. Счастье. И хочется улыбаться, но я все еще плачу.

— Понимаешь теперь, кто ты? — ласково спросил Барт, вытирая слезы с моих щек.

— Но как… и почему сейчас? Разве раньше ты не… То есть я хочу сказать…

— Сольвейги одиночки, — перебил он. — Мы всегда находим детей, когда они только появляются на свет, и забираем их. Родители не против, потому что сольвейгу опасно во внешнем мире.

— Меня не нашли.

— Не нашли, — кивнул. — Позже уже, когда ты в беду попала, я тебя увидел… И Люсия. Она тоже жила во внешнем мире некоторое время.

— Как это связано с ясновидцами? С тем, что мы можем… что умеем… лечить их?

— Ты рождена в своем племени не зря, — улыбнулся Барт и подставил лицо небу. Солнечные лучи путались в его темной бороде, и она отсвечивала рыжими бликами. — Кровь не обманешь, как и жилу. Часть тебя всегда будет атли, Полина, в какое бы племя ты не вошла. Те сольвейги, которые живут здесь, у них тоже есть племена. У меня есть. Я нашел его недавно, тогда и понял, на что способен сольвейг, если придет к истокам. И то, что случилось этой ночью — именно этой ночью, ни ранее, ни позднее — именно это открыло твой дар. И будет открывать каждый раз, когда Влад будет давать тебе кен.

— То есть все потому, что мы… — Я не договорила. Зажала рот рукой и всмотрелась в довольное лицо вождя сольвейгов. Искала признаки лжи или лукавства. Не нашла.

— Я отыскал своего вождя совсем недавно, — совершенно серьезно сказал он. — Совсем еще мальчишка, ему семнадцать, но толковый. И сильный. Я делился с ним кеном, он — со мной. А потом мне приснился сон, что я могу вернуть ясновидцу сущность. Я попробовал — получилось. Тогда я понял, почему, и отправил Люсию в Канаду.

— То есть каждый из нас может, если найдет свое племя?

— Каждый. Но дело в том, что некоторых племен давно уже нет. Охотники буйствовали в войну… А некоторые сольвейги отреклись, чтобы уйти, и путь домой им закрыт.

— Поэтому ты общаешься с Владом? Потому что если я буду с ним… если мы…

— Не только поэтому. Наш мир меняется, Полина. Боюсь, скоро случится нечто пострашней любой войны. Сольвейги уже не смогут прятаться, как раньше. Нужно держаться ближе друг к другу, ближе к истокам, иначе не выживем. Я хочу знать, что ты в безопасности, а Влад сможет защитить тебя.

— Я скади, — нахмурилась я. — Влад больше не обязан этого делать, у меня другой вождь — Эрик.

— Я вижу тьму рядом с ним. Она в нем самом, и это плохо. Если не удержит, не справится с собой, станет опасным противником. В первую очередь для тебя.

— Нет. — Помотала головой. — Эрик не причинит мне вреда. То, что он с Лидией… это ради меня — чтобы я жила. Он сильный, даже Герда с ним не справилась.

Барт покачал головой и склонился ко мне. От движения этого, в котором было все — и недоверие, и страх, и предчувствие беды — затылок обдало холодом. Даже солнце, обливающее нас теплом, тепла уже не давало. Только свет — холодный, пронизывающий. Я вздрогнула.

— Уверена, что это благо?