Ванилька [СИ]

Я была прижата к полу весом его тела. Он удерживал мои запястья, пригвождая их к плитке. Нависал надо мной, задавливая исходящей от него опасностью. А я все это время смотрела в его глаза, словно загипнотизированная, и задыхалась от их ослепляющего серебра. Чувствовала, как меня изнутри прошивает нечто невообразимое. Словно ток по венам пустили, все усиливая и усиливая разряд.

Веки закрылись непроизвольно. Я просто не могла больше на него смотреть, а быть может, причиной стала та жаркая, удушающая волна, что прокатилась по телу, по коже, захватывая каждую клеточку и устремляясь куда-то в затылок.

За собственным пульсом я не слышала абсолютно ничего. Мои губы то терзали, то ласкали. С трудом дышала. Просто забывала дышать, не понимая, где нахожусь. И выгнулась дугой в его объятиях, следуя за его ладонью, я тоже непроизвольно. Я просто себя не контролировала, но смогла зацепиться за хвост ускользающей мысли.

Он меня обманул, притворившись бездыханным. Это-то и отрезвило. Понимание того, чьи губы сейчас так жадно, так нетерпеливо покрывают поцелуями мое лицо.

В один миг я его оттолкнула, хотя и ждала, что сдвинуть с места эту скалу будет проблематично. Не думая ни секунды, еще не до конца осознавая, что делаю, я влепила РиАнту звонкую, хлесткую пощечину. Этот звук пронесся под потолком и отразился от стен, но я уже вскочила на ноги.

Поднялся и он.

В его глазах играло серебро, прямо говоря о том, что этот сверхчеловек в ярости, но я не отступила. Стояла, потому что знала, что отступать нельзя. Один шаг назад, и он почувствует слабость.

— Ненавижу! — процедила я, глядя ему прямо в глаза.

Мой голос срывался до страшного шепота. Слезы стояли в глазах, словно стекло.

— Знаю. Но ты меня полюбишь, моя ванильная прелесть. Придет день, когда ты не сможешь без меня дышать, — произнес имсит, источая непробиваемые волны самоуверенности. — Полюбишь, — повторил он, склоняясь ко мне, к моим губам. — У тебя нет других вариантов. Я заставлю тебя полюбить.

В бассейн я его столкнула без лишних раздумий.

Наверное, я просто дошла до точки. До точки невозврата, до обрыва, с которого только прыгать. Я…

Я совсем не ожидала услышать нечто подобное, учитывая причины, по которым здесь оказалась. Я ждала чего угодно: пыток, тюремной камеры, издевательств, — но не этого.

— Малика… — раздалось за моей спиной, едва я выскочила обратно в спальню.

— Полюбить? — обернулась я. Меня трясло, но теперь трясло от самой настоящей ярости. — Что ты знаешь о любви, чудовище?

Схватив с прикроватного столика графин, я швырнула им в мужчину, но промахнулась. Тарелка полетела вместе с крышкой, за ними последовали бокал, стакан и второй графин с соком.

— Малика, я совсем не то…

Подушки! Они тоже стали орудием боя. Я швыряла все, что только попадалось мне под руку. Меня не остановил даже звонок чужого ифона. РиАнт Арль направился за ним в свой кабинет, а я последовала за ним, потому что в спальне боеприпасы уже закончились, а моя ярость еще нет.

— Да! — ответил модифицированный сухо и уверенно, будто совсем не он сейчас пригибался от цветочного горшка, что в итоге встретился со стеной. — Ирадий, ты в своем уме? Я в отпуске! Малика! Малика, не тронь вазу! Ей шесть веков!

— Ах, шесть веков?! — пуще прежнего взбеленилась я и назло имситу грохнула ее прямо об пол. — Чему еще здесь шесть веков?

— С какой стати? — резко спросил мужчина, но не у меня.

На меня он махнул рукой и, совершенно не опасаясь, уселся в кресло, предлагая мне и дальше рушить и крушить.

Крушить и рушить без главного виновника было совершенно неинтересно. Меня пробирала злость, но, найдя на окне графин с водой, я подкралась к РиАнту со спины и с огромнейшим удовольствием вылила ему на голову примерно половину, никак не ожидая, что он громко, заливисто рассмеется.

— Я дам тебе временный перевод, — проговорил он в трубку сквозь смех. — Подпишешь в министерстве. Береги свои нервы, друг.

Разговор закончился. Отложив ифон на стол, прямо на вымокшие бумаги, верглавнокомандующий Федерации вспомнил обо мне — продолжающей стоять у него за спиной.

— Малика?

— А? — отозвалась я, предчувствуя беду.

— Беги, моя ванильная прелесть. Я считаю до трех.

И вот зря же он. Оставшаяся вода тоже полилась ему на голову, дабы остудить и пыл, и нрав.

— Я не стану от вас убегать, — произнесла я твердо, с уверенностью обходя его кресло и стол, несмотря на свой внешний вид.

Сложив руки на груди, смотрела прямо. Оттого и четко увидела, как меняется выражение его лица. Как стирается улыбка, а скулы становятся острыми, выдавая напряжение.

— Разве ты не знаешь, что в глаза имситам долго смотреть нельзя? Я могу принять это за вызов.

— Так это и есть вызов, господин верглавнокомандующий. Будем драться?

Он молчал долгие минуты. Смотрел на меня, мне в глаза, но я не стушевалась. Продолжала ждать ответа, прекрасно понимая, как сильно его злю. Просто…

Я ведь все равно ничего не расскажу, а значит, мы неизменно дойдем и до пыток, и до тюрьмы. Иногда лучше быстрая смерть, чем томительное ожидание, потому что неизвестность сводила с ума гораздо сильнее, чем боль.