— Ха-ха-ха! — раздался звонкій молодой смѣхъ.
Собесѣдники вздрогнули и обернулись: за ними стоялъ уже знакомый намъ юноша съ розовенькими щечками и пухленькими губками и звонко-звонко смѣялся… Онъ слылъ въ обществѣ подъ именемъ нашего фаворита и не боялся — просто ничего не боялся.
Тяжело мнѣ стало; посмотрѣлъ я на этихъ господъ, что разжаловали Іакова Васильевича въ Яковы Васильича, и я пошелъ изъ собранія съ стѣсненнымъ сердцемъ… Чего они радовались? Ну, а какъ придется этакъ самимъ?.. Да, такъ вотъ-съ, какъ обо всемъ объ этомъ подумаешь, пофилософствуешь, то, я вамъ скажу, это хуже, чѣмъ о свѣтопреставленіи думать. Умъ за разумъ заходитъ, и невольно приходишь къ глубокому, полному горечи, заключенію, что… Да нѣтъ! Я рѣшительно хочу въ нѣкоторомъ родѣ, знаете, удалиться отъ треволненій свѣта…
1886