Ванька 11 (СИ)

Персональную награду за нас назначили?

Морды наши не понравились?

Куда не сунемся — везде нас с распростертыми руками встречают… Цып, цып, цып — идите сюда голубчики, мы головушки-то вам оторвем.

— Нинель!

Опять этот Сормах!

А, правильно! Молодец, вовремя мне подсказал!

Я сменил позицию и опять дал очередь. На этот раз длинную. Деваться просто было уже некуда. Мертвым патроны ни к чему.

Километров двести мы всё же проехали и прошли. Машины тоже пришлось бросить. Не много на них мы и покатались.

Вот бы леса тут были как в Вятской губернии! Двигались бы мы по ним и двигались, так и до России-матушки дошагали.

Тут же — лесочек, перелесочек замухрышистый, чистое поле, а вот — опять городок, городок, деревенька…

Не, здесь особо не попартизанишь.

Близко подпускать фрайкористов нельзя — ручными гранатами закидают. Умеют германцы такое делать, по фронту я это ещё помню.

Нас становилось всё меньше и меньше. Один петроградец перестал стрелять, вот ещё один голову в землю уткнул…

— Что, Нинель, тут мы и останемся?

Сормах потрогал рукой свою перевязанную голову. Вчера ещё ему по ней прилетело. Сменить бы бинт уже надо, а некогда.

— Прорвемся…

Сказал я это так, сам не веря. Какой там прорвемся…

Минуты нам уже остались.

Вот и до гранат дело дошло. Это — с вражьей стороны. Мне, и метнуть было нечего — все свои гранаты я давно потратил.

— Как там Ленин, интересно?

Неожиданный вопрос мне Сормах задал, совсем неожиданный. Сам на краю могилы стоит, а про Владимира Ильича спрашивает.

— Я думаю — хорошо.

Что другое мог я сказать?

— Это — главное. — Николай Гурьянович улыбнулся. — Будет жив он и всё наладится.

Глава 42

Глава 42 Контузия. Какая уже по счёту?

Вдруг в тылу фрайкористов засвистели.

Не понял…

Им нас дожать вот-вот совсем мало осталось, а тут — свистят. Командуют прекратить атаку.

Чудеса…

Впрочем, на войне я ещё и не про такое слышал. Если честно, такой бардак иной раз бывает, что специально придумывать будешь — не получится.

Сормах заорал, чтобы мы в отступающих не стреляли. Патроны берегли.

Ну, не будем, коли так приказано.

— Что это? — я к Николаю Гурьяновичу поближе подполз, за плечо его тронул.

— Может, обед подвезли… Вот и зовут.

Скалит Сормах зубы, совсем прежним стал после моего лечения током.

— Не знаю, Нинель, не знаю.

Скоро всё и прояснилось. Совсем не на обед фрайкористов звали.

Хоть в бинокль смотри, хоть невооруженным глазом — картина одинаковая будет. Две пушки сейчас на нас своими стволами смотрят. Вот такое к нам уважение.

Везли их видно, везли и привезли.

Выставили теперь на позицию.

Может, на нас их расчетам хотят дать потренироваться? Молодые артиллеристы в фрайкор вступили и им практика требуется…

Ведь и не сбежать, не уползти нам отсюда. Со всех сторон нас обложили.

Больше не хотят германцы своих терять, вот орудия и выкатили.

— Звиздец… — Николай Гурьянович опять перенятым у меня словечком текущую ситуацию охарактеризовал.

— Он, он самый… — согласился я.

Больше у меня ничего сказать не получилось — германские орудия свою работу начали.

Я отполз в сторонку от Сормаха. Пусть хоть нас не одним снарядом убьет. Всё больший ущерб сучарам. Рядышком если мы будем — на нас они один снаряд потратят, а так — хоть два им надо будет израсходовать.

История, можно сказать, повторяется. Причем — много-много раз. Нас сейчас со спартанцами можно сравнить. На них несметная сила шла, а они её и перемалывали. Видят враги, что в честном бою спартанцев не одолеть, отошли и издали стали стрелами их жизни лишать.

Вот и здесь так. Поперек горла стало фрайкористам своих терять и они нас из пушечек, из пушечек…

Эту здравую мысль мне додумать не получилось. Под воздействием ударной волны мозги мои о внутреннюю поверхность черепа стукнулись и сильно ушибленными оказались.

Это, в который уже раз?

Сколько же можно над думательным органом издеваться?

Так и дурачком стать недолго…

Тут и выключился я из восприятия окружающего мира.

Голова болела очень сильно, но это — радовало. Болит что-то, значит — жив. У мертвого ничего не болит. Ещё они, мертвецы — не потеют.

Попробовал глаза открыть и тут же пожалел об этом. Головокружение такое началось, что словами не описать.

Затошнило по страшной силе…

Мама, роди меня обратно…

Ещё и ничего я не слышу. Тишина — гробовая. То гремело всё вокруг, чуть барабанные перепонки не лопались, а сейчас… Порваны они, барабанные перепонки, как есть — порваны.

Эх…

Хоть потери памяти нет — помню я, что было. До самого последнего момента. Или — нет? Может, это только мне так кажется?

Я всё же открыл глаза.

Э, э, э — почти ничего не вижу. Темнота… Ночь? Зрение потерял?

Тут меня опять вырубило.

Очнулся. В правом ухе пинчит что-то. Глаза открыл.

Вижу!!!

Уф…

Голова болела, но не так сильно.

Попробовал сесть — получилось.

Обвел глазами вокруг. Да, повоевали…

Фрайкористов не видно, наши — там и сям лежат.

Сормах где? Увезли? В плен взяли? Меня, почему оставили?

Мертвым посчитали? Наверное, так…

Я ещё посидел, посидел, а потом встал и побрел в сторону деревьев. Нечего на полянке оставаться, надо куда-то от чужих глаз убраться.

Куда?