Про медикаменты я уже и не говорю. В армии у нас с ними плохо было, особенно в последнее время.
Так, а с системой возмещения затрат что? С оплатой труда?
В Государственной Медицинской Кассе выдают тебе талончик. Не опять ли на желтом полукартоне? Доктор его получает за проведенное лечение и сдает на оплату обратно в ГМК. Столько-то положено за то, столько — за это. Всё от диагноза зависит.
Ой, ребята! Там, в Наркомздраве вы хоть день в амбулатории или в больничке работали? Одной и той же болезнью все страдают по-своему, лечатся индивидуально! Волей-неволей жульничество и приписки пойдут. Эта же система на первое место процесс, а не результат выводит. Тут — чем больше лечишь, тем больше денежек в карман положишь. Намаетесь скоро до колик и кровавого поноса. За каждым фельдшером проверяльщика на целый день не поставишь…
Я, грешным делом, и на войне, и на каторге, и в плену сколько над этим вопросом голову ломал. Так и сяк прикидывал. Везде клин выходил. Всё в ресурсы утыкалось. Когда их нехватка — хоть голой жопой на раскаленную сковородку садись…
Вот и сейчас под перестук колесных пар я туда-сюда, туда-сюда на голых досочках верчусь. Вагон-то наш новому государству ещё от империи достался. К тому же он — серенький, четвертого класса, а какая-то умная голова ещё его и двух верхних ярусов коек лишила. Первый ярус только и остался. На этих полках и сидит народец, а я — лежу. Блаженствую, можно сказать…
Тут у меня вещевой мешок из-под головы чуть и не поперли. Думали — не замечу. Голову мягонько придерживают, а мешочек — тянут.
Кто же на такое сподобился?
О! Молодушка-капуста в трёх платках!
Вот бы не подумал!
— Миленький! Не губи! — своим ором половину вагона она на ноги подняла, когда я её за руку схватил. — Дяденька! Я больше не буду!
Нет, в сегодняшней газете ещё одного декрета не хватает — про тюрьмы. Основательного такого, с введением специального налога на их содержание, реализацию права гражданина сегодняшней России на социальную защиту.
Пока такой декрет не приняли, наш проводник выкинул молодушку из вагона прямо на ходу. Состав еле-еле плелся, видно — дрова для паровоза были совсем плохи, но хоть были. Приходилось мне как-то здесь их и по ходу движения будучи пассажиром самому заготавливать. Наготовим в лесу рядом с путями и дальше едем, наготовим — снова едем. При новой власти такое частенько случалось.
Эх, везде нехватка ресурсов.
Уже снова задремывая, я басню про Тришкин кафтан вспомнил.
Вот ведь — классика. Отражает законы бытия.
Глава 5
Глава 5 Вятка
Почему я в Вятку направился?
Люди там хорошие. Это раз.
Был я здесь уже, не в совсем новое для себя место еду. Это — два.
Кое-какие знакомые тут у меня имеются. Вернее — имелись. Теперь всяко может быть. Сейчас ничего загадывать заранее нельзя. Всё очень быстро меняется. Но, с натяжечкой, примем это за третий пункт.
Ну, и сокровища мои здесь до поры до времени прикопанные. Это — очень даже немаловажно. Вот и четыре.
Опять же — не голодно тут. Хлебушка хватает. Про грибы и ягоды, рыбу в реках я и не говорю. Ежели чего — не как в столице будет прокормиться.
Чем займусь? Хотелось бы по специальности. Может, частную практику открою.
До Вятки я добрался долго. Не как раньше. Много раз по непонятной причине стояли, однажды даже на уже промелькнувшую мимо станцию вернулись. Просто удивительно! Однако, мои попутчики на это спокойно реагировали, вроде — так и положено. Не возмущались, терпели. Мне только и оставалось что присоединиться к коллективу.
Вот и знакомый вокзал.
— Всем доброй дороги, — попрощался я с теми, кто в нашем вагоне дальше ехал. На вятский перрон я один сходил, больше никому сюда было не надо.
— Вам того же, — прозвучало мне вслед.
Я ещё только пару шагов от своего бывшего места в вагоне ступил, как его тут же заняли. Ну, а что? Всё правильно…
Куда сейчас? Попробую доктора Александра Петровича разыскать. Вины у меня перед ним нет, человек он порядочный, может и подскажет, как лучше мне здесь обустроиться.
Дом Александра Петровича я нашел без труда. Где он был, там и находился. Не избушка на курьих ножках — с улицы на улицу не бегает. Только… что-то он более населенным стал. Ранее в уютном теремке только сам Александр Петрович с супругой проживали, а сейчас — муравейник какой-то.
У курящего на лавочке перед домом мужика я спросил о докторе и его супруге.
— Не знаем таких. Тут — дом-коммуна, передовой социалистический быт. Всё у нас общее — и столовая с кухней, и читальня, и помещение для стирки… Низвержена семья как ячейка общества!
Последнее было объявлено с особой гордостью.
Что это, как будто он передо мной отчитывается? За кого-то меня другого принял? Сказал бы — нет таких и на этом разговор закончил.
— Живем весело — вечеринки, девушки, атеизм… — никак не умолкал мужик. Затянется махорочным дымком и снова агитирует меня за новый уклад жизни.
— Спасибо. Всего доброго. — я развернулся и двинулся по улице подальше от непонятного мужика.
У соседних домов снова про Александра Петровича поспрашивал.
— Съехали, — таков был самый информативный ответ.