Наш солдат — жалостливый. Помогали. Последним перевязочным пакетом делились. Махорки отсыпали. Но, не все…
Некоторые раненых германцев добивали. Сегодня — он раненый, а завтра в строю место займет и стрелять в тебя будет. Докалывали штыками, достреливали.
«6. С пленными обращайся человеколюбиво, не издевайся над его верою, не притесняй его».
Тут — тоже по-разному. Кто как. Наших-то пленных зачастую противник не жалеет, голодом морит. Порассказывали уж сбежавшие из плена.
«7. Обобрание пленных, а ещё хуже того раненных и убитых — величайший стыд для честного солдата, польстившемуся на такое действие грозят тягчайшие наказания, как за разбой».
Согласен. Тут уж без всякого. Мародеров строго наказывать надо.
«8. Если приставлен будешь к пленным, охраняй их от приставания посторонних. При попытке пленного бежать задерживай его, зови на помощь, в крайности действуй оружием».
Тут тоже всё понятно.
«9. Палатки и дома, где находятся раненные и больные, обозначены всегда белым флагом с красным крестом — в эти места не стреляй и не ломись».
Мы-то не стреляем… Враг бы это положение соблюдал. Сам я находясь под белым флагом с красным крестом чуть не погиб. До сих пор последствия контузии чувствуются… В японскую войну лучше было. Не даром в наших газетах её иногда войной джентльменов называли.
«10. Не трогай людей, хотя бы и в неприятельской форме, у которых на рукаве белая повязка с красным крестом — они ухаживают за больными и раненными и лечат их».
Двумя руками я за это.
«11. Увидишь неприятеля с белым флагом — не стреляй в него, а направь к начальству — это переговорщик — лицо неприкосновенное».
На моей памяти это правило неукоснительно соблюдается. Что на нашей, что на чужой линии фронта. Не стреляют в парламентёров.
Что, всё?
Надо эти листки младшим врачам отдать. Пусть фельдшерам и санитарам раздадут. Лишним это не будет.
Глава 20
Глава 20 Инвалид на перроне
В Канске ваты оказалось… хоть одним местом ешь.
Откуда её тут столько?
Разбираться про это нам с бригадным интендантом было некогда.
— Всё берём? — кивнул на раскрытые ворота помещения, где она хранилась, капитан.
— Берём, — высказал своё мнение я. Решать-то всё равно ему.
Что тут думать-то. Может, больше так не повезёт.
Вроде и зима, а снега в городе не много. Извозчики на улицах — половина на санях, а половина — уже на дрожках. Вот тебе и Сибирь. В Москве, когда уезжали, снега было чуть не по пояс, а тут — хоть в ботиночках ходи.
Почему я об извозчиках? Они нам вату в наш эшелон и вывозили. Так быстрее получалось. Стоянка здесь у нас предполагалась не долгая — опять торопят с прибытием в Дайрен. Зафрахтованные пароходы там уже чуть ли не трубами дымят.
Рязанцев ходил довольный-предовольный. Приказ генерала он выполнил и о себе не забыл.
Нет, здесь речь не о должностной ренте. Не о том, что поиметь можно со своей должности помимо официальной заработной платы. Сейчас у нас столько ваты было, что может он в процессе движения поезда изготовить пробную партию стёганых солдатских курток и испытать их в деле.
— Кому сшить — имеется. У меня такие мастера в распоряжении…
Никифор Федорович сиял как начищенный самовар. Да, вся интендантская служба бригады сейчас именно в нашем эшелоне. Он у нас, вроде как штабной. Основная масса собственно солдат бригады едет в тех эшелонах, что за нами по магистрали движутся. Десять тысяч личного состава в один эшелон никаким образом не поместятся.
Рязанцев, оказывается, из Канска в Главное интендантское управление пакет со своей, ну — и моей, придумкой про стёганые куртки отправил. Там всё, что касается обмундирования, рассмотреть должны, а он сейчас апробацию и проведёт… Если всё хорошо получится, то лишние козыри у него на руках будут.
— Вы, Иван Иванович, конечно — не против будете?
Как малышу вопрос интендант мне задает. Если малютке так вопрос сформулировать, он обязательно положительно ответит. Если сказать, что против будете, ребенок и ответит, что — против. Ну, вложить в вопрос готовый ответ. Со взрослыми такое не прокатывает, но в сей момент я был действительно не против.
— Конечно, Никифор Федорович… Лишь бы российской армии польза была.
— Да, следующая станция на пути — Тайшет. Там обязательно очень вкусную рыбу таймень надо приобрести…
Разговор со стёганых курток как-то подозрительно перепрыгнул на рыбу. Или, это мне так показалось? Ну, да и Бог с ним…
— Обязательно купим, Никифор Федорович.
После Канска по обе стороны железной дороги потянулись бесконечные густые леса из сосны, ели, пихты. Иногда встречались и берёзки. Местами наш маршрут перекрывали громадные балки, овраги, холмы и высокие кряжи. Поэтому железнодорожный путь делал большие извилины.
Так же, в голове моей и интересная мысль сейчас виляла. Не давала покоя. А, всё безногий солдат-инвалид на перроне в Канске. Таких всё больше в России появлялось. Да, и не только в России. Война по всему свету инвалидов на обочину выплевывала…