Ванька-ротный

По дороге медленно идут его солдаты. Солдаты останавливаются и садятся в снег.

— Это твои убитые лежат на опушке леса? — спрашивает Татаринов.

— Мои! — отвечаю я.

— А кто хоронить их будет?

— Не знаю! Мне комбат сказал, что я не похоронная команда, а боевая единица! Моё дело идти вперёд!

— Мне звонил комбат и передал приказ. Четвёртая рота переходит железную дорогу, заходит лесом в обхват и берёт станцию. А я со своей пятой [ротой] прикрываю вас от Калинина.

— Железную дорогу оседлаешь ты! — говорит Татаринов.

— Потом я перехожу полотно! Встретимся на полотне!

— На полотне, так на полотне! — соглашаюсь я.

Четвёртой роте придали двух полковых разведчиков. Они без маскхалатов, как простые солдаты, с винтовками наперевес стоят у крыльца. Они пойдут на станцию впереди четвёртой роты. Татаринов это дело сообразил. Он долго уговаривал комбата. И тот потребовал разведчиков из полка. Вот как надо уметь жить! Я до этого не додумался!

Мне конечно везло. Я брал деревни без потерь. Посмотрим, как теперь повезёт Татаринову?

Дорога от совхоза Морозово круто поворачивает влево и идёт вдоль полотна железной дороги. Но мы на поворот не пошли. Мы около него сходим в снег и идём по следам сержанта Старикова. Он с двумя солдатами на полотне и ждёт нашего подхода. Кругом укрытый снегом кустарник и ели. Нас трудно обнаружить даже с близкого расстояния. Впереди просветлело. Мы пробираемся сквозь ветки и выходим на полотно.

— Все тихо! — докладывает сержант Стариков.

Я оглядываюсь кругом. Стальные рельсы с полотна железной дороги сняты. Белый ровный снег устилает выемку полотна. Я велю своим солдатам перейти на другую сторону и подняться на опушку леса. По обоим сторонам железной дороги я кладу в снег своих солдат. Обзор вдоль полотна в сторону Калинина отличный.

Пехоту мы отбросим! — думаю я. А вот, если танки пойдут, их на полотне не остановишь! С ружьями на танки не полезешь! Придётся с солдатами отойти в лес. Ляжем поглубже где-либо в снег, и пусть себе стреляют. Танки в лес не пойдут! Четвёртая тоже отвалится в лес! — так я рассуждал, посматривая вдоль полотна в сторону Калинина. Но зря я фантазировал. Немецкие танки сюда не пошли. Полотно не чищено, снегу выше колен. Солдаты мои лежат по краю обрыва у выемки, а я усаживаюсь в мягкий сугроб, достаю кисет и закуриваю. Теперь я жду пока четвёртая рота перейдёт полотно.

Вот юбилей! Ровно девяносто лет назад 5-го декабря 1 года здесь прошёл первый поезд с бесплатными пассажирами.

Оглядываюсь на полотно и вижу. Пригибаясь к земле, через полотно мелкими группами начинают перебегать солдаты четвёртой роты. Встаю на ноги, бросаю папироску, затаптываю её в снег, выхожу к краю полотна и иду им навстречу.

— Можете идти не пригибаясь! — говорю я им. До станции далеко. Станционных построек отсюда не видно!

Зимняя ночь на исходе. Первые проблески света уже заиграли на снежных верхушках деревьев.

— А мороз всё крепчает! — говорю я Татаринову проходящему мимо. Он как будто глухой.

— Дух перехватывает на ходу! — добавляю я ему в спину. Он не реагирует.

У солдат на бровях белый снег, пушистым инеем покрылись клапана шапок-ушанок|у него меховой воротник полушубка и клапана шапки-ушанки|. А мы с себя Волжские льдышки ещё не все сбили.

Прошла ещё одна группа солдат четвёртой роты, пыля ногами сыпучий снег по узкой тропе. А сзади, за ней показался комбат. Он шёл в сопровождении двух связных и ординарца.

— Мне тоже нужно подобрать ординарца, — подумал я.

— А! Потом! — решил я. Сейчас не до этого!

— Ну как тут дела лейтенант? — спрашивает меня.

— Тихо кругом! Немцев не видно!

— Вижу! По насыпи немцы не ходят! Следов никаких!

— Ты вот что лейтенант! Снимай роту. Пойдёшь на станцию следом за Татариновым.

Я передал командирам взводов распоряжение комбата и моя пятая двинулась следом за четвёртой. Я взял с собой сержанта Старикова с двумя солдатами и пошёл догонять Татаринова.

Впереди идут два разведчика из полка, в двадцати метрах сзади двигаемся мы, а за нами солдаты четвёртой роты. За четвёртой где-то сзади идут мои. Я должен дойти с Татариновым до исходного положения, до той самой черты, откуда он поднимет своих солдат и поведёт на станцию. Мы идём по глубокому снегу среди высоких заснеженных елей. Полотно железной дороги слева. Мы идём по опушке не углубляясь в лес. К станции мы подходим охватом.

— В чём дело? — думаю я.

— Почему вдруг сюда явился комбат?

Когда мы шли через Волгу по вздыбленному льду и по открытому полю поднимались на Губино, в ротах его не было, он нам не показывался. В Губино, когда мы подошли к лесу, он ночью явился и выгнал меня с ротой вперёд.

Он сибиряк и видно без тайги жить не может! Немцы леса боятся, а ему чистое поле на нервы действует. В лесу, конечно, лёг за толстый ствол и ни одна пуля тебя не возьмёт!

Два небольших бревенчатых дома, одна чёрная от копоти баня, обшитое досками здание станции, вот собственно и всё, что увидели мы из-за деревьев, когда приблизились к краю леса.

Всего четыре постройки! — думаю я. Татаринов их заберёт без труда!