Ванька-ротный

Никто из нас не думал тогда, что в современной войне на узких участках фронта будут участвовать в сражении сразу сотни самолётов и танков, и по несколько сот стволов артиллерии. А пехота будет применяться так, для подчистки после грохота.

На нашем пути иногда появлялись новые группы солдат, но, пройдя вместе с нами с десяток километров и выяснив, что мы дикари и неорганизованные бродяги, что у нас нет запаса махорки и сухарей, они сворачивали в сторону и уходили куда-то в деревни. Мы были в растерянности и недоумении.

Повозки и пушка от нас оторвались. Бежать вниз под гору за громыхавшими повозками мы не могли. Медленный размерный ритм шага взятый в начале пути, обеспечивал нам непрерывное движение без всякого надрыва и остановки. Мы шли без привалов на всём протяжении пути. Каждый солдат нашего взвода нёс на себе оружие, боеприпасы и шанцевый инструмент. Он шёл в полной выкладке и нёс на себе всё, что должен иметь солдат на войне. Во взводе был пулемёт с запасом дисков и несколько цинковых коробок с патронами. Весь этот груз был равномерно распределен |и разложен справедливо по силам| на каждого солдата |шагавшего по дороге бойца|. И тяжёлая поступь солдат не позволяла нам бежать по дороге.

Я не торопил своих солдат и не хотел увеличивать скорости хода. Но я предупредил каждого на счёт амуниции, оружия и боеприпасов, что ничего не должно быть брошено или потеряно. Сейчас, это наша основная и главная задача. Несмотря на усталость, каждый должен выйти к своим в полной выкладке и с оружием. Это наше лицо, наш воинский долг. По нему о нас будут судить, по нему нас встретят и окажут доверие.

Солдаты идут медленно, тяжело передвигая ноги. Каждый понимает и сознаёт, что нужно идти во чтобы-то не стало. Нужно сегодня успеть покинуть район окружения. Это наша задача номер один. Это наша надежда! А чем собственно живёт человек, если не надеждой! |Солдаты понимали и шибко надеялись, что вынеси они всё это на себе, их просто так не спишут в пехоту. Они надеялись, что где-то там впереди, им снова приготовят ДОТы. А иначе не могло и быть! Рассуждали они.|

В этом году сухая и короткая осень. Сегодня 10 октября. Утром все придорожные канавы и кусты покрыты инеем. В движении, когда идёшь, холода не чувствуешь. Но белые выдохи горячего дыхания отчётливо видны |в морозном воздухе|. Начало октября, а за ночь землю уже успел прихватить холодок! День выдался солнечный и яркий. В небе плывут лёгкие облачка. И какое-то пыльное, туманное марево висит над дорогой. Замыленная [инеем] трава и кусты однообразно тянутся по обо стороны каменистой дороге и уходили назад. Впереди и в стороне никого, ни людей, ни скота на полях и выгонах, одна неподвижная пустота и ожидание чего-то.

К полудню мы проходим какую-то деревню. Мы не спросили, как она называется, нам не до неё. Деревня как деревня, большая, в несколько посадов[50]. На крыльце одного из домов стоит мужик, на вид лет сорока, на нём кирзовые сапоги, солдатская гимнастерка, на голове пилотка со звёздочкой, а вместо шинели надета деревенская поддёвка. По всему видно, что он отступая, дошёл до своей избы и дальше идти не захотел.

Маленькие, шустрые глазки так и бегали на его худом и не бритом лице. То ли он ждал от нас поддержки и понимания, то ли порицания. Но, видать, идущая по деревне колонна солдат, вызвала в нём чувство сомнения и замешательства.

— Куда же вы братцы, русские люди, идёте? — обратился он к нам, когда мы проходили мимо крыльца.

— Ладно там молодые, глупые и несмышленые! Вы-то кажись все в возрасте и в летах!

И он посмотрел поверх касок солдат куда-то в небесную даль.

— Неужто и у вас никакого понятия?

Он внимательно разглядывал моих уставших солдат, и от его быстрого взгляда, я лейтенант, тоже не ускользнул.

— Немец вчера взял Старицу и Зубцов. Сегодня он двинул войска на Калинин. Вашему брату деваться некуды! Глянь через неделю и Москву заберёт! Офицерам и лейтенантам, тем конечно, нужно драпать в лес |и скрываться подальше|. А я вот солдат, до дома дошёл и стоп! Хватит, навоевался! Идти больше некуды! Всей войне скоро конец!

Он говорил, убеждал, шарил глазами солдат, а в душе у него была неуверенность и сомнение. Будь он решителен и твёрд в своем решении, он не стоял бы на крыльце и не искал бы у нас одобрения и поддержки. У нас, у проходящих мимо, усталых и измученных солдат. Он смотрел на нас сочувственно, а сам чего-то боялся. Солдаты молча, медленно передвигая ноги, проходили мимо него, ещё ниже склонив свои головы. Они шли, как на своих собственных похоронах.