Заранее никогда не знаешь где ударит снаряд. Под разрыв снаряда можешь угодить в любом месте. Одно спасение, не сбегая с тропы прибавить шагу |и рывком|
добраться до ротной траншеи. |Мысли работают мгновенно|. Повел глазом вправо и влево, оценил где ложатся разрывы снарядов и решение готово. Хватая ртом воздух, мы добежали до ротной траншеи и скатились на дно. Думали, что на дне траншеи в укрытии будет тише. А тут еще хуже. |Немец бил вдоль всей траншеи|. Комья мерзлой земли летели повсюду. Снег и осколки брызгали кругом. Солдат стрелков в траншее не было. Солдаты народ проворный |смышленый|, вырыли под мерзлым грунтом в передней стенке норы и залезли туда |каждый для себя лазейку и спрятались туда. Как хочешь её назови, нора, подбрустверное укрытие Копали солдаты для каждый для себя| траншее. Куда ни ткнись, все норы заняты. В глубине их солдатские |спины и| ноги торчат. Траншея стала широкая. Двое, не прижимаясь к стенкам, могут свободно пройти. Скаты траншеи во многих местах обрушены. Куда тут деваться, когда немец бьет беспрерывно. Разрывы следуют то сзади, то спереди. |Вдоль траншей летит| мерзлая земля. Каждый десятый |разрывов с недолетом и перелетом один, два| снаряд залетает в траншею. Вот он вскинулся там. Попробуй |сунься туда| теперь угадай где ударит следующий.— Ну Федь! И завел ты меня! Может где в другом месте потише?
— Тут везде одинаково.
— Давай … по траншее |куда-нибудь в кpaй|.
— Пойдем на левый край, там траншея подходит ближе к обрыву. Мы делаем перебежку до самого конца траншеи влево. Тут действительно тихо. Дальше за деревьями находится прогалок, за прогалком на опушке леса немцы сидят.
— У них там что, траншея, окопы или дзоты?
— Что там не знаю, а из пулеметов все время бьет.
— Видно боятся? | — Чего-то немцы боятся?|
— А чего им бояться? У нас в ротах по |пятнадцать|
двадцать человек.— Ну знаешь! Они этого не знают и могут думать всякое, другое. |Может боятся что мы здесь готовим неожиданный удар|
Мы сидим в самом конце траншеи. Немцы пускают изредка снаряды. Я прикрываю локтем лицо и глаза. |Немцы и сюда изредка пускают один, два снаряда. При каждом близком взрыве, я прикрываю локтем лицо и глаза|.Потом, когда они переносят огонь |куда-то|
в сторону, я ложусь грудью на бруствер, подымаю бинокль и смотрю на немецкие позиции |слева|. Перед бруствером траншеи лежит неширокая полоса снежного поля. Мы выползаем с Рязанцевым на нее. Нам нужно заглянуть |взглянуть| вниз с обрыва и посмотреть, что представляет собой передний |крутой| скат. Можно ли здесь спуститься ночью в открытое поле, лежащее внизу |под обрывом|, там расположены немецкие блиндажи и стрелковые ячейки |передний край|. Снежное поле представляет собой низину |где из-под земли сочится вода. Потому что|. Немецкие землянки врыты только наполовину, накаты и стенки землянок |на метр| торчат над поверхностью земли. Снежное поле тянется дальше и несколько повышается в конце. На фоне темной опушки леса виден разбитый сарай и две, три обгоревшие голые трубы, печи и это деревня Бондари. Слева в стороне от Бондарей проходит |находится| большак, он лежит под снегом, и с обрыва его не видно. Но на карте он есть. Я еще раз |вытянув шею| заглядываю вниз |под обрыв|. Кое-где из-под снега торчат изогнутые корни деревьев. В это время по краю обрыва ударили немецкие снаряды. Разрывы ложатся близко от нас. Мы тыкаем головы в снег |лежим на краю обрыва, уткнувши головы в снег. И от каждого нового удара дергаемся и прижимаемся к земле|.Когда вот так попадаешь род обстрел, то каждый раз говоришь сам себе.
— Ну все! Еще один снаряд, и от тебя останется мокрое место. А удары снова и снова сыпятся у самых ног, Ну все! Вот теперь конец! Но гул подлетающих снарядов внезапно утихает, тело расслабляется, вроде можно и передохнуть. — Кажется жив? — спрашиваешь сам себя. На этот раз пронесло! — решаю я и пытаюсь сообразить, что делать дальше.
— Хватит лежать! Пошли капитан! — торопит меня Рязанцев.
— А то не успеем! Накроет опять!
— Куда не успеем? Под снаряды попасть? Они могут накрыть нас и здесь и там в траншее, и по дороге в овраг.