Ванька-ротный

— Вы меня, товарищ капитан, пожалуйста извините. Мы не такие дураки, чтобы лбы свои за бруствер выставлять. Вы спросите тех, кто эту прицельную планку придумал. На хрен она солдату нужна? Как только высунулся — тебя убивают! Мы же с вами не в тире на [слово не понятно] кожаных матрасах лежим, по мишеням стреляем. Важно, что бы немцы слышали, что мы тоже ведем стрельбу и не спим. А пуля, она найдет свою цель. Нате-ка, попробуйте приложиться и выстрелить. Он вас тут же очередью из пулемета прошьет. Я вам сейчас покажу. Вот посмотрите. Ставлю лопату, отойдите маленько, а то рикошетом может задеть.

Я отошел в сторону, Сергей присел на корточки, а солдат подняв железный совок лопаты пошевелил им в воздухе медленно и в ту же минуту с немецкой стороны ударил веером пулемет.

Русский солдат это не просто пехота божья душа, тварь и быдло как считают иные солдата в пехоте. У нашего брата смекалка и юмор есть [юмор и незаурядный смекалистый разум] — понятие есть. У нас правда свои солдатские шуточки и мерки на жизнь, на людей, на войну.

Мало ли что там говорят в штабе полка, или например, сочиняют и пишут в штабе дивизии. На что уж словоплеты сидят в штабах армии и те не знают загадочной души простого русского солдата! Да, подумал я. Много всяких сочинений написано под кодовым названием русский солдат. А кто скажем, знает жизнь солдата в передней стрелковой траншее. Нужно с ним пожить в этих чудесных местах, откуда живыми почти никто не вернулся [живыми].

Через неделю в сосновом лесу, что левее шоссе, нам устроили баню*. На [фраза непонятна] речушки — мойку. Поставили передвижную армейскую вошебойку. Запах и дух от нее! Протухший покойник так не пахнет. Концентрированный запах чего-то дохлого, дохлых вшей и поджаренного грязного белья и еще чего-то, что сдирают ногтями у себя солдаты в виде сала на ляжках и загривках. Аромат неописуемый несусветный.

В полк должно было прибыть свежее пополнение и что бы не обменяться тем прибывшим с нашими окопными вшами всем старым воякам промазали подмышки, мошонки и паха.

— Банно-прачечный отряд приехал! — сообщает мне Сергей. Говорят, что всех по списку под санобработку пропустят!

— Так, так! Значит мыльно-дрочильный комбинат прибыл. И когда же разведчиков мылить поведут?

— Завтра с утра, сказал старшина. Мы идем в первую очередь.

Баня представляла собой два больших дощатых ящика в человеческий рост, установленных на полозьях из толстых бревен. В лес притащил ее гусеничный трактор. Один ящик длинный с двумя замерзшими окнами, другой и по высоте гораздо ниже. Это жарилка для солдатского белья. Ящик имеет двустворчатую дверь и встроенную с боку и с низу железную топку. В ящике перекладина из железной трубы и крюки из толстой ржавой проволоки, на них вешают солдатскую одежду для обработки от вшей. Двери плотно закрываются на засов, в железной топке, сделанной из бочки, разводится огонь — этим поддерживается высокая температура. У обслуги имеется бочка тут и бочка с соляркой, которую они возят с собой. Не везде разживешься сухими дровами. Подходишь к вошебойке, сдаешь свои вещи и голый бежишь по дощечкам в баню. Из ящика тянет духом пожаренной овчины, подпаленной одежды и горелым бельем. Из него после прожарки извлекают сморщенные полушубки, испорченные варежки размером в детский кулак.

Мы голые бежим и перепрыгиваем по дощечкам, уложенным в снегу. Хлопает дверь. Мы залезаем в продолговатый ящик. Здесь пар стоит и жарко наверху, а внизу сыра и холодно, по полу стужей несет. Лавки и пол покрыты какой-то давно налипшей слизью. Два крана у стены и десяток жестяных шаек валяются на них. Открываю горячую воду, добавляю холодной и лью на себя. Подошвы и пятки ног мерзнут на полу. На чем собственно основано мытье? Вместо мочалок намыливаешь мокрую тряпку, льешь на себя из шайки, стоишь в густом холодном тумане и паре, через в котором ничего не видать. Размазав грязь на груди и животу, я ногтями скребу в голове, черпая ладонями холодную воду смываешь ее водой из шайки. А санитар уже кричит:

— Давай, кончай, следующая партия заходи!

Выливаю на себя остаток воды из шайки, я выхожу на доски, лежащие на снегу. Выхожу наружу. Здесь на ветру, нас поджидают каждого два санитара, работают здесь под присмотром врача. У них ведро со смазкой и помело на длинной палке. В ведре желтого цвета вонючая мазь. Один макает палкой в ведро и небрежно проходиться по всем местам, где растет у тебя растительность. Другой спрашивает твое звание и фамилию, заносит в список, потому что в голом виде воинского звания не определишь. — Подходи следующий! — кричит он. После того, кто прошел спецобработку, получает пару стиранного нательного белья. И уже в исподнем ты бежишь к вошебойке. Из жарилки достают твое обмундирование. Здесь только спрашивают воинское звание и по погонам определяют твое капитанское барахло.

Дело поставлено на поток. Врач своих санитаров торопит, кричит, подгоняет. Хорошо еще, что немец не разнюхал о банном месте и не ударил сюда.