Война, для меня [ещё] сплошные открытия и догадки. Именно сомнения одолевают нас, когда мы делаем первый шаг навстречу врагу!
Возможно, если бы мы лезли всё время вперёд, всегда и везде шли напролом, у нас не было бы на этот счёт никаких сомнений. Какие могут быть сомнения, если ты уже убит? Какие могут быть, например, сомнения у командира полка, если он от бомбёжки сидит за десяток километров.
Был уже поздний вечер. Край берега смотрелся плохо. Немцы подобрали своих раненых и трупы, они скатились под обрыв и ушли обратно на тот берег. Над бровкой обрыва ни малейшего движения.
Сибиряки облюбовали продолговатую высотку под соснами, а мы остались в открытом поле. Здесь были кем-то и когда-то отрыты небольшие, в две четверти глубиной, в виде узких полос, одинарные и двойные окопчики.
Когда совсем стемнело, я подозвал старшину и велел ему выставить охранение.
— Дежурить будут по двое. Передай солдатам на счёт курева. Объяви порядок смены караульных и сигналы на случай ночной тревоги. Немцы убрались к себе на ту сторону. Ночью они не воюют. Но на всякий случай ухо держите востро! Это пускай запомнят все!
Старшина всё проделал, а я, чтобы ещё раз убедиться, прошёл с ним по постам и проверил несение службы.
— Спать будем с тобой по очереди, — сказал я старшине.
— Я лягу сейчас, часа на три, пока тихо. Ты разбудишь меня. И я подежурю, а ты отдохнёшь!
— В случае тревоги разбудишь меня немедленно!
— Я лягу вон там. В одном окопе с солдатом Захаркиным. У него есть одеяло, вот мы одеялом и укроемся. Одеяло большое, нам хватит накрыться сверху и натянуть его на голову.
— Пойдём, проводи меня! Будешь знать, где я лежу.
Я велел подвинуться солдату, и старшина укрыл нас сверху колючим одеялом. Ночь была тихая, но довольно холодная.
Когда я проснулся, то сразу понял, что проспал слишком долго. Видно старшина не стал будить меня через три часа, как об этом мы договорились.
Пожалел видно и не стал беспокоить! — подумал я.
Может с сержантом сидели посменно, и решили вообще не будить меня.
Вылезать из-под одеяла не хотелось. Вдвоём надышали, было тепло. Для подстилки на дно окопа Захаркин с вечера нарубил лапника. Лежать в окопе было удобно и мягко. Сегодня я за все дни как следует выспался. Приятно потянуться, но нужно вставать!
Я высунул голову наружу из-под одеяла, вздохнул свежего воздуха и ещё раз потянулся. Кругом было светло.
Я быстро поднялся на локтях, опёрся на руки, сел на дне окопа и выглянул наружу. Окоп был неглубокий, сидя в нём можно было оглядеться по сторонам, поверхность земли была на уровне груди. Я посмотрел в сторону молодых сосёнок, где были позиции солдат батальона. Там было пусто. По краю дороги, где должны были сидеть мои солдаты, тоже ни одной живой души. Мы остались одни в этом окопчике, прикрытые с головой колючим одеялом.
Минуту, другую я соображал! Что случилось ночью? Почему я ничего не слышал? Что теперь нам делать? Почему здесь нет никого?
Я осторожно толкнул солдата. Он лежал подле меня. Солдат зашевелился, скинул с лица угол одеяла, открыл глаза и посмотрел на меня. Увидев мой палец прижатый к губам, он легко и беззвучно поднялся, подхватил свою винтовку, лежавшую сбоку на дне окопа и встал на колени. Он посмотрел в ту сторону, куда показывал я. Там на дороге, позади высотки, где ночью сидели солдаты из батальона, шевеля боками, немцы устанавливали два орудия.
Возможно, немцы и подходили к нашему окопу, но не обратили внимания, что под серым одеялом лежат и спят живые люди. Мы были прикрыты с головой, а цвет корявого одеяла был под цвет окопной земли.
Дорога в сторону деревни, откуда когда-то пришли сибиряки, для нас была отрезана. По дороге со стороны деревни, медленно раскачиваясь, шла парная немецкая упряжка с подводой позади.
Нам представился единственно свободный путь выскочить из окопа и пригнувшись бежать поперёк дороги к кустам, — в сторону леса. Путь этот был чуть правее в сторону берега[66]
, где вчера попытались высадиться немцы.Я посмотрел вдоль поля, куда я стрелял, оно было совершенно пустым. Где-то гораздо выше по течению немцы навели переправу[67]
и обошли нас слева, со стороны наших тылов. Не туда ли отправился Михайлов со своими полковыми разведчиками?Пока я соображал и думал, я успел рассмотреть немецкую форму одежды. Запомнились голубовато-зеленые шинели и френчи с чёрным воротничком. На немцах короткие сапоги с широкими голенищами и каски по форме головы цвета вороньего крыла.
Мы осторожно перемахнули через дорогу, обогнули кусты, сделали короткою перебежку в лощину и, пригибаясь, добежали до бугра.