Ванька-ротный

— А почему я должен был там остаться? Я на берегу Волги оборону не держал. Я ходил по берегу и смотрел. Я ждал, когда мой командир роты старший лейтенант Архипов вернётся с той стороны. Я сидел на берегу почти до вечера, потом налетели немцы, и началась бомбежка. Я видел, как комбат побежал из сосновой рощи, потом вслед за ним отошли от берега его солдаты.

Часть моих солдат тоже отбежали от берега и залегли в поле. Батальон занял оборону на небольшой высотке метрах в трехстах от берега Волги. При повторной бомбежке, я с людьми тоже отошёл в поле. На высотке, где залег батальон, были готовые ячейки и мелкие окопы. Там свободных мест не было и мне пришлось своих солдат расположить впереди на сухом месте[70] метров на пятьдесят ближе к берегу. Ночью я посылал на берег Волги сержанта Вострякова.

Он ходил смотреть, не переправляется ли наша рота обратно под покровом ночи. Он просидел там часа два, [но] на той стороне не было никакого движения. Я лёг с солдатом в ячейку и договорился со старшиной, что он разбудит меня через три часа и я подменю его на дежурстве. Ночью комбат снял батальон, забрал моих солдат и ушёл в неизвестном направлении. Утром мы с солдатом проснулись и вышли к своим. Меня пытались обвинить в дезертирстве, но я потребовал очной ставки со старшиной, сержантом и комбатом. Я не виноват, что без моего ведома сняли и увели моих солдат. Вот собственно всё, что я могу сообщить.

Следователь кое-что записал, попросил расписаться на каждом листе, поблагодарил меня и распрощавшись ушёл. Я вернулся к себе в роту и на третий день забыл об этой встрече.

На берегу Тьмы нам выделили песчаный участок и приказали отрыть траншею и занять оборону.

Участок обороны 119 сд на Тьме.

Песчаный берег реки был двойной. Верхняя терраса была началом снежного поля. В сторону реки она кончалась обрывом, поросшим кустарником и редкими соснами. Под обрывом шёл низкий открытый берег реки, который доходил до самой воды.

Я хотел траншею расположить по верхнему краю обрыва. Если немцы пойдут в атаку, то перейдя речку, они окажутся перед высоким обрывом, как естественным препятствием. Как наивно я всё представлял! Я не понимал причины, почему меня заставили рыть траншею внизу у самой воды. И мне пришлось снова намечать трассу солдатской траншеи.

Сзади обрывистый высокий берег, на который просто так не взбежать, если даже припрёт. Я прикинул и остался доволен. Во время атаки или артналёта моим солдатам бежать будет некуда. Это даже хорошо! — подумал я. Ну что ж, внизу, так внизу!

Впереди от края траншеи метрах в двадцати, протекала неширокая Тьма, покрытая серебристым льдом. Она проложила себе путь по давно размытой лощине и зигзагами пробираясь куда-то в сторону к Тверце[71]. Мы ходили с котелками к реке, черпали воду в промоине и пили её.

В последних числах октября резко похолодало. А когда пришёл ноябрь, хватил настоящий мороз. В первую неделю ноября снегопада не было, но потом навалило по колено. Мы всё время долбили землю и рыли траншею. Землянок не было, спали, где рыли. Два последних дня снег валил не переставая ни на минуту.

Утром откроешь глаза, а на тебе верхом сидит белым толстым мешком слой холодного липкого снега. Чувствуешь, что кто-то залез тебе на плечи и придавил насильно к земле. Ты поднимаешься со дна окопа, расправляешь плечи и скидываешь с себя белого седока. Если ночью посмотреть вдоль траншей, то увидишь неглубокую канаву заваленную снегом и солдат в виде небольших бугорков. Лежат они или сидят, уткнув головы в колени, трудно сказать! Посмотришь на белый занавес, ползущий к земле и не знаешь точно, кончилась ночь или день на исходе? А сверху на землю летит и летит мокрый снег.

Мы хотели вначале построить землянку, чтобы солдатам было где обогреться и спать. Но нам запретили.

— "Пусть сначала отроют траншею! А то будете спать в землянке всей ротой, вас от туда не выгонишь!".

После недели пребывания в снегу лица у всех осунулись, сморщились и почернели. Молодой солдат, двадцать лет, а посмотреть на него, — вроде старик, сморщенный как гриб Лафертовский!

Мы перестали вести счёт времени. Нам хотелось только одно, есть и спать. Солдаты лениво ковыряли землю. Пойдёшь проверить, а за день и трех метров не насчитаешь.

Меня вызвали в полк для промывания мозгов. А что промывать? Какие мозги? Если солдаты голодные и спят на ходу! Они даже говорить перестали. Сказал кто-то раз, — "Отроем траншею, а её отберут опять!". Это была последняя фраза, которую я слышал, которую кто-то из солдат через силу сказал.

Людей на передовой было мало. Один на штабных и предложил перебрасывать роту с места на место. Пока получим пополнение, — траншеи будут готовы. Воля командира полка, — неограниченная воля и власть над нами! Над нами, над простыми смертными, над безликой серой массой людишек в солдатских шинелях. Но сколько ни крути, не хитри и не дави, солдату заправить арапа вряд ли сумеешь! |Затея так и осталась укрытая белым снегом!|